Молочные зажаренные поросята, курицы и лобстеры, утка под сливово-винным соусом, печень птицы под креветочным соусом, филе в арахисовом масле, печеные баклажаны и ананасы, сладкие или острые, рис с рыбой, десерты с абрикосами и имбирём — глаза разбегались у самых требовательных гурманов, но у Джина не было аппетита. Стражам вроде них с Сандо разрешалось поесть, только когда всё закончится, и молодожены удалятся в опочивальню, но его терзала ревность, а не голод. Он вновь стоял за её спиной, наблюдая, как она чокается с супругом, скромно и услужливо отвечая на его редкие вопросы. Оба они смущенно улыбались, и Джин не знал, легче или тяжелее ему становится от того, что Энди с симпатией смотрит на Дами. А если он будет хорошим мужем и она полюбит его? Зачем тогда ей нужен будет Джин? Зубы скрипели, а кулаки до боли стискивались в вытянутых по бокам руках.
— Ты ещё не знакомился с нашими китайскими напарниками? — спросил его Сандо, подойдя поближе.
— Нет, ещё не видел их… Джиён сказал, что они сменят нас у самой спальни. — Подумать об этом было больно. Это неизбежно, на что он надеялся? Дами этой ночью отдастся другому. А потом, только если очень повезет, и им получится выгадать безопасный момент, когда-нибудь, возможно, соединятся и их тела в одном из закоулков этого давящего роскошного дворца.
— Один из них сын Великого Китайца, — едва пошевелил губами Сандо, чтобы никто не смог догадаться о том, что они обсуждают, так, на всякий случай. Когда-то давно, около десяти лет назад, при знакомстве с Джином, они буквально возненавидели друг друга, и несколько раз срывались в стычки, а однажды и в драку, но потом их объединила общая судьба, один долг. Они вступили в одну банду, только Сандо почти сразу же, чтобы проникнуть во многие тайны и не быть вычисленным, ушёл в вольные наёмники, вступив в это опасное и уважаемое братство, из которого различные кланы любили нанимать охранников или убийц, потому что вольные наёмники славились незаинтересованностью, безжалостностью и умением молчать. Но Сандо в душе навсегда остался золотым, как и Джин.
— Который? Я слышал, их у него целых восемь штук, — перенял его манеру не шевелить губами товарищ. — И я даже познакомился с четвертым, скользким и медоточивым типом, не вызвавшим никакого доверия.
— К Дами будет приставлен восьмой, самый младший. Я лично знаю только одного — третьего. Николас когда-то тоже был наёмником, пока братство не узнало, чей он сын. Его изгнали пять лет назад, потому что слишком очевидно было, что он не молчит, а таскает доносы своему невидимому отцу. А вон и он сам, — глазами указал Сандо на молодого мужчину за тридцать, с ровными чертами широкоскулого лица, на котором будто застыло выражение коварства и ухмылки настоящего бойца. Красивый нос с горбинкой и брови вразлет делали Николаса Тсе интересным не только, как первоклассный воин, но и для женщин, часто поглядывающих на него. — Он был лучшим, пока был одним из наёмников. Я смог занять первое место, только когда его не стало в братстве. Даже любопытно, так ли он хорош до сих пор? Как бы то ни было, он безумно опасен.