Все шло, как должно было, я этот процесс описывал «тремя У» (удивление – уважение – ужас). Первое «У», стадию удивления, похоже, Хулиган уже прошел. Точно осталась еще вторая, а вот дойдет ли дело до третьей, я еще не знал. Но я человек основательный и понимал, что «практическую лекцию» мне придется доводить до конца, а иначе и заводиться не стоило. Делать мне это совершенно не хотелось, так что чем быстрее Хулиган поймет, что драться нехорошо и больно, тем дешевле это ему встанет.
Отдышавшись, Хулиган вновь стал изображать из себя ветряную мельницу. На этот раз выходило это у него плохо, потому что после каждого своего действия он получал: хлестко, больно и обидно. Шаг вперед – получил, взмахнул рукой – получил, посмотрел в глаза – тоже получил. Это была стадия второго «уважительного У», на которой он должен был понять, кто такой он и кто такой я. Наконец он отступил.
– Еще? – любезно спросил я. Это был «момент истины». Если Хулиган все понял, то без третьей стадии можно будет обойтись. Если нет, то будет, как в хорошей итальянской песне «Azzurro»:
И вот я как будто бы сажусь на поезд
И еду, еду к тебе,
Но мысленный поезд моих желаний
Идёт в обратную сторону…
И он у меня поедет совсем в другую сторону,
так что лучше бы ему и не пробовать.
Однако было похоже, что некоторые вещи до Хулигана доходили достаточно быстро.
– Вот что значит уличная школа, – в очередной раз восхитился я. – «Язык языка» человек может вообще не понимать, зато «язык кулака» понимает с полуслова. Или «с полуудара»?
– Понял, не дурак, «ещё» не надо, – сквозь зубы пробормотал он.
– Ну тогда поздравляю, это была последняя в твоей жизни драка, если ты, конечно, собираешься соблюдать договор.
– Я чего обещаю, то и делаю, – обиделся Хулиган. – Через два-три года я буду лучшим автослесарем в городе. И что вы там говорили насчет духовной практики?
– Это тебе к Вадиму, лучше него никто не знает этот мир. Он тебя отведет куда надо. Понравится – останешься, нет – будешь искать дальше, пока не найдешь практику себе по душе.
Переведя дыхание, Хулиган повернулся к Сергею Михайловичу:
– Я тут спросить хотел… Про этот «пер-ди…» как его там. Помните, вы меня тогда в зале обругали за то, что я Чемпиона ударил, когда он мне кланялся. Может, вы и правы, но я и слов-то таких не знаю. До сих пор думаю, что это за «пер-ди…».
Услышав это, профессор хохотал долго, громко и с явным удовольствием. Наконец он изнемог, вытер белоснежным платком выступившие слезы и произнес по слогам:
– «Пер-ди-мо-нокль», происходит от французских слов «perdit monocle», или «потерял монокль». Означает нечто, вызывающее сильное удивление. Оно и понятно. Ваше поколение никогда не видело монокля и не знает, что это такое. Такие вещи остались разве что у старых часовщиков. Это такой, с позволения сказать, оптический прибор, увеличительное стекло, оформленное в виде очень небольшой подзорной трубы, настолько миниатюрной, что она может удерживаться в глазной впадине бровью. Человек, испытывающий чувство удивления, непроизвольно поднимает брови и монокль у него выпадает. Так что никто тебя никак не обзывал. То, что я хотел тогда сказать, в переводе на твой язык звучит примерно так: «Я обалдел (офигел, офонарел, охренел), когда увидел, что ты додумался ударить человека, который тебе почтительно (я сам видел) поклонился». Так тебе понятно?