– Элли, беда у меня, – уже спокойно возвестил Иов и умоляюще посмотрел на меня.
Орешник был густой, колючий, а на мне платье новое, чулки нештопаные, любимые, в полосочку. И все же я опустилась на колени и поползла в заросли. Наверняка на дощечке Иов уже что-то успел изобразить; если не верну, продолжит ныть и чаю спокойно выпить с Листиком не даст.
Отыскать пропажу оказалось не так уж и сложно, но руки я в кровь ободрала, пока доставала. На дощечке углем была нарисована томная русалка.
– Никак не успокоишься, да? – хмыкнула я, возвращая призраку эскиз.
При жизни Иов был большим ценителем женского тела и обожал рисовать любовниц в пикантных позах. Когда о коллекции картин узнали родственники его пассий, художника настиг кинжал профессионального убийцы. Обиженный на белый свет призрак отказывался признавать настоящую причину собственной гибели и продолжал верить, что пал жертвой проклятущих конкурентов, сгубивших его из зависти к искрометному таланту.
– И жизни не хватит, чтобы постичь все прелести и тайны женской натуры, – глубокомысленно изрек Иов.
– Поэтому ты как самый хитрый умудряешься рисовать и после смерти. Будь поосторожнее с натурой. В Ивовске тебя уже приметили, как бы история не повторилась.
Предупреждение я вынесла мимоходом, зная, что Иов пропустит его мимо ушей и продолжит наведываться в городок близ Темного леса. На редкость безответственное привидение. Это ж надо было умудриться засветиться чуть ли не в каждой спальне!
– Что значит смерть, когда в душе пылает искра вдохновенья? Стремлюсь успеть запечатлеть я лик любовного томленья. – Призрак простер полупрозрачную руку к небу и вскрикнул, поймав прямой солнечный луч. – Жарковато что-то становится. Лучше я тебя в избушке подожду. И ты давай не задерживайся, самовар стынет.
Я подбросила на ладони клубочек-проводник. Ведь не предупреждала же, что загляну, а все равно рады. За последний год я часто наведывалась в гости к домовому из Темного леса. У Листика всегда можно было выпить душистого чаю, поболтать и – что самое главное – выговориться.
К заветной избушке я вышла спустя полчаса. Лес счел, что мне не помешает разминка, и немного покружил по тропкам. Ступу пришлось оставить на опушке, предварительно окутав чарами. В сохранности ведьмолетки я не сомневалась: даже если кто-то совсем рядом пройдет – не заметит.
– Наконец-то явилась наша лапушка! Заждались мы тебя! – Листик возник на крыльце и важно приосанился.
На домовом была красная рубашка навыпуск, штаны и неизменные лапти. Лукавые глаза поблескивали из-под густых, цвета спелой пшеницы бровей. Я сгребла Листика в охапку и расцеловала в пахнущие выпечкой щеки.