Голец недоверчиво хмыкает, удивляется как можно проделать неблизкий путь с места нашего боя вполне на вид здоровым и к ночи вдруг начать умирать.
- Ничего удивительного, – говорю. – Видимо, кто-то из наших хорошенько приложил его по затылку. Из ушей у него не вода течет, а спинномозговая жидкость, небось еще и перепонки лопнули. Перелом основания черепа, отек мозга и капут, с такими повреждениями он еще долго протянул.
Голец вставляет в затворные скобы толстый деревянный брусок – запирает нас изнутри.
- Давай для сна, батька, – говорит Невул и протягивает искусно сделанную берестяную кружку с изящной ручкой полную пахучей, пузырящейся медовухи.
Сами не стали пить, черти, так мне подносят. Какой от пены этой, к собакам, сон, избегаешься до ветру и все, но для проформы выпиваю, копченым салом зажевываю.
Мне отводят не слишком козырное, но безопасное место посередине, мои ноги подпирают голову Гольца, устроившегося возле выхода, голова через прокладку из соломы тычется в пятки Жилы. Невул с луком в обнимку примостился через проход напротив Гольца.
Снятый с пояса перед ужином в доме Родима меч я кладу под левый бок.
- Все, тушите свет, – говорю. – Спим.
Еще каких-то десять дней назад я бы не поверил, что смогу обходиться без одеяла и подушки, а вот, поди ж ты, много ль человеку надо? Крыша над головой, сухо и тихо, никто ребра железным пером не щекочет. Вместо привычного матраца – солома и то ладно, все не земля. Короче, красота да и только. Засыпаю мгновенно, но выспаться не удается. Пресловутый закон подлости срабатывает и на сей раз. Из глубокого сна меня выдирают как тонущего ребенка из реки.
- Батька! Батька! Стяр, проснись! Да проснись же! Вставай! Тихо только!
Тревожный шепот обжигает ухо.
Сна как не бывало. Сажусь, свешиваю ноги с топчана, трясу башкой.Поначалу даже теряю ориентацию, мне кажется, что я в родной армейской казарме, никак не могу очухаться после внезапной команды “Подъем!”
Передо мной в темноте трясется пятно Гольцова лица. Неужели опять кого-то отравили?
- По двору кто-то шастает, – говорит Голец, отметая версию отравления. – Не Родимовы – чужие!
- Как узнал?
- В щелку смотри!
Я стремительно подбираюсь к двери, приникаю глазом к трещине в доске. Сначала ничего не вижу, но привыкшие к темноте глаза под тусклым светом месяца скоро засекают двигающиеся по двору войта быстрые воровские тени. Обзор невелик, но я успеваю увидеть как несколько фигур чернее ночи мечутся от постройки к постройке, пробуют на крепость замки. Несколько теней кидаются через весь двор к хозяйскому дому и пропадают из поля зрения. Два раза отчетливо слышится приглушенное металлическое звяканье.