Весь следующий день проходит под знаком интенсивных тренировок, время от рассвета до заката ползет как раненая улитка вверх по склону. Отчетливо выделяясь голыми торсами на зелено-коричневом фоне прибрежного луга, обучаемые Вендаром рекруты благодарно впитывают нелегкую воинскую науку.
Немногочисленные обитатели деревушки собрались на дармовой спектакль чуть ли не поголовно. Сидят на принесенных чурках, орешки лузгают, подбадривают или откровенно высмеивают нерасторопность того или иного кадра.
Глубоким вечером, перед тем, как отправиться на заслуженный отдых после перенасыщенного дня, я подсаживаюсь к десятнику, сидящему в одиночестве возле догорающего костра. Он с сосредоточенно серьезным видом ковыряется в зубах сухой травиной. Не иначе думает тяжкую думу как уберечь буйные головы своих подопечных в первом походе, а может еще о чем-то...
- Слушай, Вендар, а почему ты меня той ночью у боярского терема не убил, мог ведь завалить запросто?
- Гридь никого не убивала. – говорит, не поднимая на меня глаз. – Минай очень просил, но Рогволд такого наказа не давал.
Хм, ясно, товарищ далек от самоуправства, такому нужен четкий и ясный приказ от непосредственного командира. Если б полоцкий князь дал такое задание, меня бы давно черви грызли или пеплом на пашню.
- Как думаешь, станет Минай мне мстить?
- Не мое это дело.
- Тоже верно. Ладушки, пойду спать.
На исходе нашей второй ночевки в шалашах на берегу Двины, из раннего утреннего тумана, белесой мглой покрывающего студенистую воду, словно из облака, один за другим вспухли цветные, полосатые паруса четырех кораблей, бесшумно идущих в кильватерной колонне.
Над берегом разносится радостный клич часовых из числа Вендаровых дружинников:
- Лодии! Лодии пришли!
- Князь!
- Рогволд пришел!
Тотчас как потревоженный муравейник взрывается беготней лагерь. Вендар велит на всякий случай всем собраться и быть готовыми к немедленному выходу, одновременно посылая кого-то оживить остывшие за ночь кострища.
Я стоял и заворожено глядел как головная лодья с деревянной птичьей головой на носу, за три минуты прибрав парус, клюет вправо и правит к нашему берегу. За ней как журавлиный косяк за вожаком поворачивает весь строй. Семь пар длинных весел дружно опускаются в воду и первая лодья, теряя ход, под острым углом мягко врывается в прибрежное мелководье. Таким же макаром пристают остальные.
«Как на картинке в учебнике», – прибегает острая мысль при очном знакомстве с древнерусскими кораблями в походном положении. На то, что это именно корабль – боевое судно, а не просто лодка или баржа указывает ряд круглых щитов, вывешенных снаружи бортов между весельными гнездами. Носы каждой из четырех лодий выполнены в виде изогнутых лебединых шей, а чтобы не оставалось сомнений насчет отнюдь не мирного характера красивой птицы, неизвестный резчик по дереву “вставил”в раскрытый лебединый клюв ряд устрашающих зубов, выкрашенных как и вся голова потускневшими белилами. Стильно, ничего не скажешь.