Наш десятник заметно нервничает, словно спешит на важную «стрелу», забитую с опасными «деловыми». Я подливаю маслица в огонь его фантазии и рассказываю быль про Ивана Сусанина, мол, не всякому проводнику нужно слепо доверять. К чести Вендара на мой жирный намек он реагирует мгновенно, теперь перед арьергардом отряда в зоне зрительного контакта веером двигаются четверо дозорных гридней. Не весть какая предосторожность, но жизни кое кому сохранить поможет, тут как карта ляжет.
Красивый парковый лес постепенно смеряется сосняком, да не обычным, а каким-то корявеньким, во впадинах и на буграх растущим. Частенько встречаются здоровенные, шершавые валуны, похожие на превращенных в камень, лежащих быков. Деревья, не сказать, чтобы низкие, но и не высокие и уж точно не с рвущимися в небо, идеально прямыми как корабельные мачты стволами. Кругом узловатые, имеющие каждая по две-три макушки серые, раскидистые сосны. Сорт такой, по ходу, странный. В первый раз вижу.
Движение по сильно пересеченной местности вынимает остатки сил, скорость отряда резко падает. Кто-то тяжело дыша начинает отставать. Встаем минут на десять, чисто чтобы отдышаться и подтянуть хвосты. Я настоятельно прошу своих держаться вместе, рядом со мной. Отвык я от кроссов с полной выкладкой, ох, отвык! Щит еще этот, будь он неладен, ни хрена не легкий! Я даже подумываю его втихушку выбросить, но Голец показывает как, удлинив одну лямку, деревянную кругляху можно легко повесить за спину.
Не прошил мы и сотни шагов после короткого привала, Вендар резко останавливается и прикладывает раскрытую ладонь к уху. Следуя его примеру, различаю слабый, плескучий шум далеко впереди, словно в столовой кто-то неровно трясет металлический лоток с вилками. Замираю, безуспешно пытаясь идентифицировать незнакомый звук. Взбудораженно екает в груди от предположения, что это работает какой-то механизм. Я быстро сдаюсь, в недоумении поворачиваюсь к народу.
- Что это?
- Дружина бьется! – на сиплом выдохе выкрикивает кто-то из гридней. Его поддерживают несколько взволнованных голосов.
- Вперед! – рявкает Вендар и первым срывается с места.
Ускоряем ход, почти бежим, огибая кривые сосны, перепрыгивая выпертые сухой почвой узловатые корни. Когда достигаем очередной глубокой выемки, походящей на гигантскую воронку, поросшей ползущим кустарником, Вендар велит остановиться, всем залечь и перевести дух.
- Стяр, Вран, Куля, пошли глянем!
Сильно пригнувшись, двигаемся на рекогносцировку, влекомые далеким звуком сечи. Скоро деревья кончаются и мы, укрываясь в высокой траве, осторожно выползаем на опушку, отороченную жидким кустарником. Примерно в километре от нас, на краю здоровенной, слегка вдавленной в тело старушки Земли проплешины, похожей на давно заброшенное, необрабатываемое поле стоит, остро поблескивая на солнце сталью, прикрытая щитами стена полоцкой гриди. Сколько рядов не видно, но народу там по-любому меньше чем было изначально на лодиях. Перед полоцким строем, во всю длину его фронта чернеют бугры мертвых тел. Саму атаку мы не застали, зато видим ее печальные для земиголов результаты: сотни полторы там лежит и уже вряд ли когда встанет.