- Ему первому сторожить, – поясняет Голец. – Потом – Жила.
Весьма предусмотрительно, особенно когда ждешь непрошенных гостей.
В общем, из всей некогда многочисленной банды остался преимущественно молодняк, примерно одних со мной лет, Жила чуть постарше, да Щуру под сорок. Среди этой плотвы выделяется наваристый сом Пепа. Видный, поживший дядя размера пятьдесят шестого. Ручища как две мои и лапти нереального размера. Богатырь одним словом. Еще при свете дня он выждал момент, когда я ненадолго остался один, подошел, затрясся, зарыдал, растирая крокодильи слезы своими пудовыми кулачищами по плоскому, красному лицу – настолько рад был меня видеть. Долго не мог успокоится. И не скажешь сразу, что злодей-преступник. Честно говоря, я был тронут, и искренне позавидовал тому Стяру. Не знаю, что их связывало, но не каждому дано снискать неподдельную любовь ближнего. Как и не ведал я, горевали ли по мне братки, когда узнали, что я окочурился при вмешательстве Анзора, но думалось, что не очень-то они тосковали по безвременно усопшему, хорошему парню Андрюхе Старцеву.
- Конкурентов много? – спрашиваю лениво, отвалившись спиной на старое, растрескавшееся седло, с помощью подпорки поставленное «на попа».
- Кого? – спрашивают Голец с Жилой в один голос.
- Другие разбойники кроме вас поблизости еще водятся?
- Шалим далеко, Косого атаман зарубил год назад. Больше и нет никого. Шалимка нищий, как и люди его, многие к нам бы перешли, если позовут.
- Это хорошо, – говорю. Хорошо, что деревья не заслоняют неба над нашей поляной. Звездное море как на ладони. Ночь тихая, теплая, комаров почти нет, красота да и только. Вспомнил как в детстве глядя в ночное небо, искали глазами двигающиеся, светящиеся точки, гадали: спутник или инопланетяне?
Невул и Жила где сидели, там и устроились дрыхнуть возле пышущей теплом догорающих углей костровой ямы. Пепа давно уже храпит где-то недалеко. Повинуясь внезапному душевному порыву, запеваю вполголоса:
- На Дону, на Доне
Гулевали кони
И костров огонь им
Согревал бока.
Звезд на небе россыпь,
А я с гнедою сросся,
Стремена по росту
Да не жмет лука.
- Здорово у тебя получается! – восхищается Голец. – Научишь песне?
- Давай со мной, – говорю и повторяю отрывок.
Певец из Гольца неважный, куда худший, нежели гребец, но поет старательно, незнакомые слова выводит как заправский трубадур.
- Тихие слезы Тихому Дону,
Доля казачья, служба лихая.
Воды донские стали б солены,
Если б на месте век постояли.
Тихие слезы Тихому Дону,
Долго не видеть матери сына.
Как ни крепиться батьке седому,