Чуреки тоже разошлись, что свои, что штатские. К середине ночи ужрались все в «сисю» и пошло-поехало. Тупо гоняют по казарме всех подряд, мочат, где поймают. Бабы их отвратные на койках сидят с ногами немытыми, визжат от восторга, как же – «рюсських пидарасов» гасят! Вы же, кобылы вонючие, их ненавидите – они ж от вас рожи воротят и носы зажимают. Бачата их дебильные спят вповалку, ухайдокались бедные – такой спектакль длинный. Нормальные, короче, семьи, правильные…
Мы в этом ночном погроме участвовали хитро. Сделали пару ходок за чашмой. После третьего похода последний чайник отдали уже не чучмекам, а своим – землякам Макса и Славы. Тоже десантура. Главный – «страшный сержант», дембель. Вообще откуда-то с Крайнего Севера. Ну, с Максом понятно – свой, зема, да и чересчур потерпевший. Слава – сибиряк и вэдэвэшник, хоть и не афганец. Мы с Толяном прокатили как друзья, да и бакшиш все ж таки – пять литров крепленого, «чирик» стоит. Разрешили нам четверым в самом конце казармы под свои угловые спаренные койки залезть.
Сверху десантура гуляет: под койку залетает нераспечатанная пачка вьетнамских сигарет (названия уж и не помню – в буфете продавались) и голос спасителя: «Тащитесь, духи!» Да, мы не гордые, конечно, спасибо.
И вот тут, под утро, случился у меня с Максом серьезный разговор. Насколько серьезный, я чуть позже понял.
* * *
Почему он выбрал именно меня, я узнаю позже. Но ему нужны были все. У него не было плана. Не могло быть по определению. Такое не планируют. И ему был нужен я. Очень нужен. Не из-за физического превосходства над любым из членов группы и не потому, что со времени развития моей бессонницы пацаны нянчились со мной, словно с куклой. Ему были нужны мои мозги. Вернее, их бездействие. За последние дни все убедились, что я уже вообще не думаю, а просто знаю. Это сложно объяснить…
Но начал он разговор со мной интересно – на «вы».
– Послушай, Глеб, мне нужна ваша помощь, дело есть…
Я в ответ промычал что-то нечленораздельное. Он продолжил:
– У меня тут должок, вы поможете?
– Ты про что?
– Должок, говорю, поможете?
Я въехал:
– Мирза?
– Угу…
Как-то странно. Макс мне за эти дни показался вообще человеком без эмоций, без сил, без души, а тут на тебе – заговор, месть. Спрашиваю:
– Под шумок?
– Нет, потом…
– В Кундузе? (Вся отправка в ОКСВА шла через Кундуз.)
Он посмотрел на меня своими пустыми глазами и бесцветно ответил:
– Погрузка в четыре. – И после паузы добавил: – Утра…
Ну да… В марте здесь в четыре утра хоть глаз коли. Все упились до зеленых соплей. Рустама нет и не будет до утренней поверки… Да ты, чувак, соображаешь!