Безусловно, старший лейтенант Пухов как минимум на три дня Парамонова от расправы спас, но извечный русский вопрос тем не менее остался. Правда, вопрос этот был уже не столько к ротному, сколько к его замполиту. Пусть разбирается – на то он и заместитель командира по политико-воспитательной работе. Для него это был шанс. Козырь. Туз козырный! На таком письме можно было чуть ли не карьеру сделать. Любой «нормальный» советский человек такого шанса бы не упустил. Кроме нашего замполита…
У нас в роте замполитом был старший лейтенант Александр Рабинович. Не знаю, может быть, единственный замполит Рабинович во всей Советской армии. Но это был один из лучших и бесстрашнейших офицеров, с какими мне пришлось когда-либо служить. Правда, у него был тяжелый, можно сказать даже непростительный для армии порок: Рабинович был добр к людям вообще, а к солдатам добр пристрастно – он их откровенно и не стесняясь жалел. Естественно, что Рабиновича все обожали. К нему даже не пристала почти обязательная в армии кличка. Рядовые между собой, а офицеры в глаза и даже перед строем называли его по имени – Сашей.
И вот Саша с присущим ему мужеством решает спасти рядового Парамонова. Первым делом он, попирая все существующие уставы, при всех делает замечание старшему сержанту Дарьину:
– Андрей Данилович! Читать чужие письма – хамство.
Бедолага Андрей Данилович чуть в обморок не падает… Дальше – больше. Рабинович идет на губу и предупреждает несущих в тот день караул разведчиков:
– Попробуете отлупить – сниму побои и посажу! Даже за один удар…
И действительно, не били. В течение десяти дней Рабинович ходил на гауптвахту и предупреждал каждого начальника караула.
Если бы Витя Пухов и Саша Рабинович были единственными офицерами в полку, то, может, они бы и сумели спустить эту историю на тормозах. Но воспитателей было много. Слишком много. И помимо всех прочих – двое главных воспитателей части: начальник политического отдела (сокращенно начпо) и начальник особого отдела (соответственно – насос). И вот они-то никак свой шанс упускать не собирались.
И началось… Первым делом Парамонову добавили еще семь суток – округлили. Потом письмо зачитали на разводе для всего личного состава воинской части. Видимо, Рабинович не успел сказать тогдашнему начальнику особого отдела капитану Халяве про хамство и чужие письма, а может, просто постеснялся.
Далее в течение полугода письмо зачитывали при каждом удобном и не очень случае, сопровождая его обильными и многочасовыми глумливыми комментариями.
Особенно упирали на несколько моментов. Во-первых, на то, что не все написанное есть ложь, а есть и два слова правды: то, что девушку действительно зовут Людмила (после этого они приторно улыбались, и следовал длинный экскурс в историю низкопоклонства перед Западом, и солдатам подробно, на многих примерах объяснялось: почему не Люда, не Люся и не Мила), и еще правдой было то, что Олег действительно был по воинской специальности снайпером (потом делалась сопряженная с многозначительной улыбкой длинная пауза и победно сообщалось, что он не только винтовку не успел получить, но и на должность снайпера его никто не ставил и как минимум полгода ставить не собирался).