– Ложись!
Полковник упал правильно – просто упал и все, про такое говорят – упал как подкошенный. Упал, как будто потерял сознание, не жалея локтей, коленей, одежды. Но нормальные люди так не падают – с детства, с первых разбитых коленок, со взбучек матери за изгвазданную и порванную одежду в человеке воспитывается страх перед падением. И потому один из тех, кто бежал за ним просто упал, а второй – упал с тем же влажным шлепком и пулей в голове.
Ах ты, пи…к сраный!
– Лежи, головы не поднимай…
– С…а, с…а, с…а.
Полковник дал последнему, кто оставался в живых пощечину.
– Слушай, на! Делай точно – будешь жить! Нет – сдохнешь. Понял?!
Смотрит как дите на отца. Шок…
Луськ оплеухи.
– Понял, нет?! Так точно, боец!
– Так… точно.
– Ладушки. Сидишь здесь, головы не поднимаешь, на! Головы не поднимаешь, понял?!
– Да!
Впереди – застрочил автомат.
– Все!
Пластаясь на пузе как последний первогодок – полковник пополз вперед, по асфальту. Снайпер если его и видел, то вряд ли мог бы стрелять, не тот угол. Он был где-то впереди, там улица делала резкий поворот, и он наверняка засел в одном из домов. Интересно, почему он не уходит? Бросить винтовку, переодеться – у боевиков в рюкзаках практически всегда можно найти второй, гражданский комплект одежды. И все – в многомиллионном городе можно раствориться, сделав лишь несколько шагов. Потом – конечно, установят и найдут… но все это будет потом, может быть – через годы…
Так почему же он не уходит?
Впереди – он увидел, как лопнуло стекло витрины и на улицу, в стеклянных каплях брызг – выпал мертвый уже человек.
Хорош, гад…
– Тащ полковник…
Он перевернулся на бок, готовый стрелять. Ствол его оружия – почти уперся в сидящего между двумя припаркованными машинами Крючка. Он был белый как мел – но себя еще контролировал…
– Сильно? – полковник все понял с первого взгляда.
– Кой хрен… сильно. Дальше… нельзя… навылет гад… лупит.
– Давай, сюда. У меня есть…
– Я сам… еще один… гад. Белый фургон… я сделал одного… тварь.
Весело.
Словно отвечая – на противоположной стороне улицы сухо– сухо короткой очередью кашлянул Калашников.
Полковник осмотрелся… взгляд упал на старую – престарую Волгу, припаркованную в череде иномарок.
– Продержишься?
Крючок кивнул.
– Держись, десант…
Он отполз немного назад. Лезвием ножа вскрыл Волгу, взвыла сигналка… плевать. Не поднимаясь залез в салон, начал искать нужные провода.
Крах!
Под ударом пули – осыпалось боковое стекло, пуля прошла совсем близко.
Крах!
Еще одна. Не можешь, гад! Не можешь…
Закашлялся движок…
* * *
Он понимал, что он уже не уйдет – но ему было плевать на это. На самом деле плевать. У него не было ни жены ни детей и не было никакого шанса их заиметь, он не продолжил свой род. И в какой-то момент – он вдруг начал понимать, что с него – уже достаточно. Что он – скоро, очень скоро промахнется – просто потому, что он постарел, и физически, и морально. И тогда – кто-то просто убьет его. Убьет случайно – пулей, миной, ракетой. Убьет, не имея никакого на то права…