Перед весенней охотой на изюбров-пантачей необходимо было установить, какие выжженные лужайки и солонцы чаще всего посещаются ими. Выполнить эту работу вызвался Фока. После майских праздников он первым ушел в горы.
Спустя три дня вышли в тайгу и старики, рассчитывая где-либо в осинниках встретить медведя. В первый день они прошли вверх десятикилометровой долиной реки Устинихи и перевалили в Ганькин ключ, по которому спустились к Джиле.
На устье ключа, среди полувысохших лиственниц, с которых два года назад кто-то содрал лубье для крыши, приютился небольшой односкатный балаган. Аккуратно подправленное на нем корье, настланная подстилка из ветоши, сыпучая зола и свежие рыбьи кости заставили стариков насторожиться и внимательно осмотреть табор. Устраиваться на ночлег с удобствами — характерная черта опытного таежника. Старым охотникам сразу же бросились в глаза припасенные на ночь сухие лиственничные дрова, сухая тонкая палочка-прикурка и сырая палочка потолще — подшуровка для подгребания углей. Таган на двух ножках был добротно слажен, место очага определено правильно, с заветренной стороны.
— Свой ночевал, Фока, — заметил Рогов, разглядывая на золе отпечатки поршней.
Уваров утвердительно кивнул головой.
— Его, поди, в сиверах снег и грязь отпугнули… Пошел обходом.
Он подошел к тагану и, прицелившись глазом в направлении наклонно поставленной жерди, перевел свой взгляд на правый берег Джилы, где терялась в лесной чаще тропа.
— К устью ключа свой путь указал. Поди, уже на Улане он…
— Да, пожалуй, Фока-то ходить мастак! Молодой еще и удалый мужик! — Последние слова Рогов произнес медленно, с некоторой грустью, но тут же по-молодецки расправил плечи и легко зашагал по тропе к Джиле. Впереди мелькнул Батыр.
Охотники подошли к реке и, усевшись на береговой гальке, разделись догола.
Это превращение охотников для Батыра было хорошо известным сигналом. Он зашел в реку, лакнул из нее и, вытянув вперед голову, поплыл. На другом берегу отряхнулся и исчез в зарослях тальника.
— Вот-те и зверовщик без коня… Горе одно, — проворчал’ Рогов, — то бы переехал, и все в порядке, а тут — на тебе…
— Да, уж не говори, — подтвердил его товарищ, с тоской поглядывая на холодную, широкую гладь реки.
— Ты, Гаврила, чего-то совсем скрючился. Еще и воды не хватил, а посинел, погляди на себя…
Гаврила Данилыч застенчиво осмотрелся и опустил к поясу свой узелок с одеждой.
— Ну, вали, вали вперед! Ладно тебе насмехаться… Сам, эвон, не лучше.
Прокоп Ильич шагнул в воду.
— Уфф! Экка, дьявол, холодная, — выругался он. — В такой воде только икру метать…