За вторым поворотом Ингоды в нее влилась мощным потоком Джила. За ней потянулась живописная панорама ингодинских берегов, покрытых сосновым лесом. Спустившись по реке километров пятнадцать, Симов завел лодку в небольшую бухту, которая соединялась с длинным озером — старой речной протокой. Место оказалось красивым и удобным для табора.
Причалив к берегу под нависшими ивами и кустами черемухи, охотник выгрузил весь свой скарб, а сам поплыл дальше вдоль протоки. Уложив весла и перейдя на корму, он взялся за шест, и лодка бесшумно заскользила по зеркальной глади.
Вокруг виднелись старые затопленные коряжины. Лавируя между ними, Симов услышал впереди несколько сильных всплесков. Всмотревшись в воду, он заметил полуметровый «чурбан», сверху бурый и с боков желтоватый, с темными пестрянками. Это стояла щука. Уткнувшись длинной и приплюснутой мордой в коряжистую колодину под самой поверхностью воды, она неподвижно застыла.
Симов поднял винтовку, но разогнавшаяся лодка спугнула рыбину, и она, всплеснув хвостом, исчезла в глубокой яме. Симов выбросил якорь и тотчас метнул блесну вслед за исчезнувшей щукой.
Через несколько секунд удилище дрогнуло, шнур натянулся и со свистом зачертил по воде. Затрещал тормоз катушки. Рыба ожесточенно сопротивлялась, и рыболову показалось, что на блесну попала добыча необыкновенных размеров. В этот, момент отчаянно метавшаяся щука вместе со шнуром свечкой выскочила из воды и, мелькнув над озерной гладью золотистой лентой, снова плюхнулась в воду.
Убедившись в том, что рыба не превышает двух килограммов, уверенный в прочности полумиллиметровой капроновой лесы, Симов без промедления подтянул щуку к лодке. Она еще сопротивлялась, но все ее попытки уйти под лодку или запутать и оборвать шнур в корягах не удались. Через минуту она безжизненно лежала в лодке. Снова блесна полетела на середину озера. Через час рядом с первой щукой лежали еще четыре.
С заходом солнца Симов вернулся на табор, развел у смолистого пня огонь и подвесил над ним котелки с ухой и чаем. Пень быстро разгорелся и озарил ярким пламенем тальниковую поросль, раздвинув вечерние сумерки. Над табором, совсем близко, перекликаясь мелодичным посвистом, пронесся запоздавший на жировку табунок касаток>3. Сделав вираж над старицей реки, утки с шумом пошли на посадку и, усевшись, заплескались на озере. С воды доносились голоса касаток, посвист шилохвостей, а где-то со стороны — надрывистое кряканье одинокой кряквы.
Неожиданно все звуки заглушило сердитое рявканье, похожее на редкий грубый лай собаки. Это на солнцепечную сторону сопки вышел пастись на «ургуй» старый гуран — самец косули. «Гхао-гхао», — сердился гуран, обнаружив в районе своих владений непонятное ему огненное зарево.