– А-а-а! – Раздаётся истошный крик и непонятная вуаль обращается в различимые очертания.
На земле дёргается высокая фигура, в чёрных размашистых одеждах. Из рук в сторону вылетела обтекающих форм белая винтовка, а на поясе болтается короткий меч, похожий на гладий. Одна нога собрана из металла, полностью, вторая закрыта сапогом. Лицо светиться от чрезмерного количества металла, а один из глаз – голубой диод. Рта нет, вместо него звуки преобразовывающее устройство, заменившее челюсть и гортань.
Данте с лязгом вынимает тесак. Удар лезвия пришёлся прямиком на позвонки, перерезая их со смачным хрустом. И тут юноша заметил, как асфальт исказился, когда на него пали капли крови. Он поднимает аномалию, слишком лёгкую по весу, как будто это тряпка, только из странных и не металлических и не пластиковых частиц. И тут парня осеняет.
– Плащи! – Орёт Флагион. – У них плащи! Стреляйте по пятнам!
Бой продолжается с новой силой. Теперь выжившие солдаты заливают всё пространство плотным огнём, и вихри пуль растерзали воздух. Дома стали плеваться каменной или кирпичной крошкой, посыпая землю. Тем временем юноша отбрасывает тряпку и продолжает бег из последних сил. Ноги готовы отказать, но единственная мысль о брате. Парень ступает на разрушенные ступени, перемахивая через мешки с песком, и тут же встречается с окровавленным, но лыбящимся лицом сержанта.
– Это же наш Данте! Пусть рухнуть небеса, но это он!
В голосе, сквозь пелену усталости и боли, юноша узнаёт Хакона, которого хватает за шиворот и сжимает с такой силой, что из старика едва жизнь не вышла.
– Где Яго!? Где он!?
– Не знаю, – со страхом лепечет Хакон, – я его там вверху у побитого монумента видел! Ты что так озверел!
– Прости. – Ослабив хватку, извиняется юноша, потерянно кидая… – Брат, где он… Брат…
Данте отпускает ошарашенного Хакона и судорожно смотрит по сторонам, понимая, что из нескольких рот выжило не больше взвода. Лицо лишённое признаков жизни, глаза в которых пропадает намёк на душу, Данте готов разбиться и упасть прямо здесь, но всё же бежит вперёд, минуя лестницу и подбегая к останкам монумента Виктора Эммануила Второго. Под ногами тела, куски памятника и кровь. Так много крови, что подошвы рваных сапог липнут. Боль на сердце такая, что охота упасть и зарыдать, но нет сил.
Внезапно Валерон получает сильный удар в грудь, мельком уловив лишь неточные очертания пространства. Сила такая, что парень вновь слышит хруст костей и боль пробивается сквозь могучие препараты обезболивающие. Автомат отлетает в сторону, и шок едва не опрокидывает юношу за грань сознания.