Амалия кивнула, едва сдерживая слезы.
— Как же мне было не рассердиться на тебя, когда ты позволил кузену уйти?
— Ты доверяешь мне, Амалия?
Здравый смысл подсказывал, что верить ему нельзя. Ведь за два месяца их связи он лишь однажды позволил ей увидеться с Асламом, а сегодня отпустил настоящего виновного. И это все. Но интуиция говорила обратное.
— Да, — прошептала Амалия. — Я думаю, что доверилась тебе с самого начала, несмотря на твой шантаж.
Зейн искренне рассмеялся. Взоры гостей вновь обратились на них. На этот раз Амалия была уверена, что его смех и на гостей оказывает такое же гипнотическое действие, как и на нее.
— Если мой расчет верен, то Карим сделает признание не позже завтрашнего дня. И тогда освобождение Аслама станет делом нескольких дней.
— Не могу дождаться, когда смогу обнять брата, — с надеждой в голосе сказала Амалия.
— Он счастливчик, что имеет такую защитницу. Надеюсь, урок пойдет ему на пользу, — задумчиво произнес Зейн.
— А что будет с твоим кузеном? Его посадят?
— Я не знаю.
— Но мы оба знаем, что он виновен. Ты сам говорил, что королевство проводит жесткую политику в отношении наркодилеров.
— Да. Но не в моих силах наказать его в соответствии с содеянным. Мой отец наверняка вмешается и сделает все, чтобы репутация семьи не пострадала.
— И ты так спокойно об этом рассуждаешь?
— К чему выступать против того, что не можешь изменить, Амалия? Я усвоил этот урок довольно рано.
— А я-то думала, что ты всемогущий, — фыркнула Амалия, хотя прекрасно поняла, что он имел в виду.
Если она что и узнала за последние два месяца, так это то, насколько осторожно и разумно должен был Зейн соизмерять слова с делами.
С одной стороны, он не должен вести чересчур прозападную политику, с другой стороны, Халидж не может прозябать в закоснелом прошлом. Прогресс и традиции должны быть четко сбалансированы. Она хотела бы видеть его деспотичным правителем и плейбоем, а не человеком, раздираемым противоречиями между прошлым и будущим, между мечтой и долгом.
Чем больше Амалия его узнавала, тем отчетливее понимала, что ее место рядом с ним.
Она хотела любить этого благородного человека и быть ему во всем помощницей и опорой. Амалия захотела вернуться к своим корням и культуре, поскольку Зейн являл собой их лучшее воплощение.
Однако сам он считал, что должен нести свой крест без всякой надежды на личное счастье.
Разве ему не нужен рядом человек, который разделил бы все тяготы его долга перед страной, который видел бы в нем не только могущественного правителя, но и простого смертного со всеми слабостями?