— Хотя бы то железо, из которого сделана эта яхта.
— Этакий простак от железа,— пояснил Лоран.— Зато уж теперь-то,— продолжил он со смехом,— это железо попало в надежные руки.
Она от души рассмеялась, по-прежнему избегая смотреть в мою сторону.
— И все же следует признать,— заметила она,— что не каждый день убийцы удостаиваются такого внимания.
— Да брось ты,— снова перебил Лоран.— Не было бы убийц, ты нашла бы себе что-нибудь еще, это уж можно не сомневаться…
— Все, что нам нужно,— заметил я,— это хорошая навязчивая идея. И больше ничего.
— Зачем?
Она наклонилась ко мне.
— Благовидный предлог,— ответил я.
— Для чего?
— А чтобы попутешествовать по морям-океанам,— со смехом пояснил я.
Лоран принялся что-то напевать. Никто уже больше ничего не говорил. Вдруг она поднялась и ушла. А я еще долго оставался подле Лорана. Примерно с час. Мы с ним почти не разговаривали. А потом я и сам ушел. Но не вернулся к себе в каюту, а пошел на палубу, на свое обычное место, около лебедки. Правда, не заснул. Когда направился в бар, она уже выходила оттуда. И даже не взглянула в мою сторону.
*
В ту ночь, чтобы избежать ожидания в каюте, я снова спал на палубе. Проснулся, как накануне и днем раньше, на заре. Вот уже целые сутки, как я не оставался с ней наедине. Но чувствовал такую же усталость, как если бы мы спали вместе. Облокотился о перила. Мы уже шли вдоль французского побережья. Довольно близко от берега. Мимо яхты проплывали небольшие портовые городки, огни бульваров освещали море. Но я даже не смотрел на все это. Уткнулся головой в перила и закрыл глаза. У меня было такое ощущение, будто я уже не способен ни о чем думать — я был весь, до кончиков пальцев, полон ею. Она спала у себя в каюте, и я не мог представить себе ничего другого — кроме нее, спящей. И все города, что проплывали мимо, имели для меня смысл лишь потому, что были немыми свидетелями ее сна. Я уже знал, предчувствовал, что у меня не хватит сил слишком долго бороться с такой невыносимой страстью, что скоро нам с ней все равно придется поговорить. Я долго стоял так, уткнувшись лбом в перила. А потом взошло солнце. И я спустился к себе в каюту, почти бессознательно, вконец опьянев от мыслей о ней, спящей. Там была она. Должно быть, долго ждала меня, а потом заснула. На ночном столике стояла бутылка виски. Это была безрассудная женщина. Спала она, не раздевшись, завернувшись в одеяло, босоножки упали на пол, ноги раскрыты. Пожалуй, выпить она успела не так уж много — бутылка виски была опустошена лишь наполовину. Но спала все равно крепко. Я растянулся прямо на полу, на ковре, мне не хотелось будить ее и было страшно глядеть на нее чересчур долго. Я слишком дорожил ее сном, ее покоем.