— Да нет,— усомнился он,— я не согласен, а почему именно ты?
— Да я пытался подыскать что-нибудь другое, так и не нашел.
— Бывает,— заметил он,— что лучше уж подохнуть с голоду, чем такое… Вот я на твоем месте лучше уж подох бы с голоду.
— Знаешь, вечно боишься, как бы не потерять работу. И потом, еще почему-то стыдно, даже сам не пойму почему.
— И все же есть на свете такие вещи, которые стыдней делать, чем не делать.
— Я мечтал стать велогонщиком, путешественником, всякие такие немыслимые штуки. А кончилось тем, что поступил в Министерство колоний. Мой отец служил в колониях, так что мне это было нетрудно. Первый год даже не верилось, думал, это просто какое-то недоразумение, шутка, что ли, на второй только и твердишь себе, нет, так дальше дело не пойдет, а потом наступает третий год, и вот, сам видишь…
Он был явно доволен, что я начал говорить о себе.
— Вот во время войны,— продолжил я,— вот когда я был счастлив. Я был в телеграфной роте. Научился лазать по столбам, это дело опасное, того и гляди током дернет или свалишься, но все равно я был счастлив. По выходным не мог остановиться, лазал по деревьям.
Мы оба засмеялись.
— Однажды нам пришлось срочно сматываться, а я как раз был на самой верхушке телеграфного столба, привязанный. Все ушли без меня, но не в ту сторону, куда надо. Спустился — кругом ни души. Ну я и пошел один, зато туда, куда надо. Мне повезло.
Он от души рассмеялся.
— Да, война есть война, но бывает и на войне тоже весело. А потом,— немного помолчав, спросил он,— во время Сопротивления?
— Был в Виши, вместе с министерством.
Он молчал, будто это требовало дополнительных пояснений.
— Делал фальшивые акты гражданского состояния для евреев, которые скрывались от фашистов, в основном, сам понимаешь, это были свидетельства о смерти.
— Ну да, понятное дело… И что, тебе ни разу не надоело?
— Нет, ни разу. Правда, после войны за то, что я три года пробыл в Виши, меня понизили в должности.
— И эти твои евреи, ты что, так никогда и не узнал, помогли им твои бумаги?
— Да я вообще ни одного из них и в глаза-то не видел,— со смехом признался я.
— Ну и дела… И что, так и живешь?
Он снова покосился в мою сторону. Будто заподозрил, уж не вру ли я ненароком.
— По правде сказать, не так уж я и искал. Пусть меня и понизили в должности, я ведь все равно остался в том же Отделе актов гражданского состояния, так что…
— Да нет, быть того не может,— снова повторил он.
Он явно мне не верил.
— Правда-правда,— заверил я его, потом улыбнулся,— ну, скажи, какой мне смысл тебе врать?
— Да нет, я верю,— сдался он наконец.