— А как насчет медных ручек, у тебя еще не пропала охота ими заняться?
— Сам не знаю.
— Может, тебе уже разонравились женщины гибралтарских матросов? — с улыбкой поинтересовалась она.
— Возможно, я судил о них слишком поспешно,— ответил я,— не успев узнать поближе.
— Они такие же, как и все прочие, ни лучше, ни хуже.
— Ну, не скажи… Во-первых, они очень красивые. А во-вторых, вот уж они-то точно никогда не бывают довольны.
— А в-третьих?
— А в-третьих, такое впечатление, будто они принадлежат всем и никому, а с этим, должно быть, нелегко свыкнуться.
— Мне всегда казалось, что то же самое можно сказать о многих женщинах.
— Так-то оно так,— согласился я,— да только с этими и на секунду не усомнишься.
— Мне казалось, ты не придаешь большого значения таким… как бы сказать… ну, допустим, гарантиям такого сорта.
— Да, правда, не придаю, но поди знай, вдруг и с этими получится так же, как и со всеми остальными? А вдруг, когда уж совсем уверишься, что таких гарантий у тебя нет и никогда не предвидится, все-таки появится желание ими обзавестись?
Она улыбнулась, но сама себе, каким-то своим мыслям.
— Конечно, всякое бывает. Да только стоит ли из-за таких страхов отказывать себе в удовольствиях и не делать того, что хочется?
Я не ответил. Тогда она снова, с какой-то совсем уж явной настойчивостью проговорила:
— Если ты и правда так свободен, как говоришь, почему бы тебе не поехать вместе с нами?
— Теперь уже и сам не знаю,— ответил я.— А вообще-то, правда, почему бы и нет?
Она отвернулась и стыдливо промолвила:
— Только не думай, будто ты будешь первым.
— Да что ты, у меня и в мыслях такого не было.
Она помолчала. Потом продолжила:
— Я сказала это, чтобы ты не думал, будто решаешься на что-то из ряда вон выходящее. Просто чтобы убедить тебя уехать со мной.
— И что, много их было?
— Всяко бывало…— ответила она.— Ведь уже три года, как я ищу его…
— А что же ты с ними делаешь, когда они тебе надоедают?
— Выбрасываю в море.
Мы рассмеялись, но не так чтобы очень от души.
— Знаешь,— предложил я,— давай подождем до завтра, а там будет видно.
И снова пошли к ней в каюту.
*
Мы опять проснулись поздно. Солнце было уже высоко, когда мы вышли на палубу. Все было так же, как и в прошлый раз, точь-в-точь так же и одновременно совсем по-другому, должно быть, еще и потому, что в воздухе уже витала мысль об ее отъезде. Перекусили в баре, что там нашлось — сыром, анчоусами. Пили кофе и вино. Мы были снова одни на всей яхте и, даже пока ели, ни на минуту не могли об этом забыть. Она то и дело поглядывала на часы, вид у нее был чуть встревоженный, она ведь не могла не понять, что я и сам еще толком не знаю, чего хочу, и предчувствовала, что решать за меня придется ей. Потом снова первой заговорила об отъезде: