— По-моему, это ваше, — Максим протянул женщине найденный им под столом мобильник.
— Да, спасибо, — женщина мельком глянула на дисплей, улыбнулась и бросила телефон в расстегнутую сумку, потом взглянула на Максима: — Вы видели? Как глупо все получилось, — вздохнула она и снова вытерла глаза, — но я правда не знаю, что мне делать. Я обращалась куда только могла, это была моя последняя надежда.
— На него нельзя надеяться. — Максим тоже смотрел в окно на стволы старых, облепленных с одной стороны снегом берез. — Это не тот человек, кто вам поможет. Что у вас случилось?
Женщина отвернулась, застегнула куртку, намотала ремень сумки на тонкую кисть руки.
— Сволочи они, извиняюсь за выражение, вот и все.
— Совершенно с вами согласен, — поддержал разговор Максим. Он мог привести еще немало емких, не предназначенных для женских ушей, эпитетов, но делать этого не стал. А в очередной раз предпочел роль участливого и внимательного слушателя. Женщину звали Марина, она жила с пожилым отцом и одна воспитывала сына — шестилетнего Мишку. Еще полгода назад все было почти хорошо — отец получал повышенную пенсию как ветеран подразделения особого риска, а Марина работала на двух работах сразу. Потом отец тяжело заболел, и почти вся его пенсия теперь уходит на лекарства, врачей и квартплату. Потом закрылся небольшой магазинчик в двух шагах от дома, где Марина работала уборщицей. На вторую — основную — работу секретарем-методистом в местном филиале московского вуза ездить пришлось на другой конец города. Но и это еще ничего, это не страшно. Там люди оказались отзывчивые и к Марининой проблеме отнеслись с пониманием. И даже закрывали иногда глаза на ее отсутствие. Но с приходом нового руководителя филиала все изменилось, рабочий день теперь длится строго — от и до. Правда, через день. Марина вынесла и это, она делала вид, что все в порядке, и выкручивалась, как могла, до сентября прошлого года. Пока не обнаружила однажды вечером, что у подъезда, где они живут, исчез пандус. А это означало только одно — отныне Мишке отрезан путь на улицу. Выйти, вернее, выехать он не сможет. Миша — инвалид-колясочник, у него ДЦП. Пандус был для мальчишки дорогой жизни, связью с миром. А теперь он обречен на заточение в четырех стенах, потому что Марина в одиночку физически не в состоянии поднять и дотащить тяжелую коляску с сыном до лифта. А больной отец ей не помощник.
— Этот пандус там семь лет простоял, понимаете? У меня и Мишки-то еще не было. — Марина повторяла свою историю как хорошо выученный урок. — Семь лет. А потом кто-то написал в управляющую компанию жалобу, что направляющие из швеллера у пандуса установлены не по правилам. Письмо отправилось гулять по инстанциям и осело почему-то у пожарных. А те недолго думая постановили: конструкция выполнена с нарушением правил пожарной безопасности, и выдали коммунальщикам предписание — пандус убрать. Направляющие для подъема колясок срезали за секунду. Об установке другого, отвечающего требованиям, никто, естественно, даже не подумал.