А в городе все шло своим чередом — где-то прорывало трубы отопления, где-то с крыш падали гигантские сосульки, где-то проходили конкурсы художественной самодеятельности. За неделю Максим не пропустил ни одного выпуска новостей, просмотрел все до единого сюжеты. Мэр как в воду канул, о нем, как о покойнике, говорили либо хорошо, либо ничего. Проскочило, правда, сообщение о том, что один из сотрудников городской администрации, господин Душко, покинул свой пост по состоянию здоровья. А во всех горячих местах и на прорывах за главу отдувались его замы. Бессчетное количество чиновничьих клонов прикрывали отсутствие скорбящего главы города из последних сил. Отобранные по принципу лояльности начальству некомпетентные люди искренне не понимали, что им делать в чрезвычайной ситуации, как поступать и что говорить. Над их перлами и беспомощностью оставалось только посмеяться. И пожалеть город и оставшихся в нем жителей — с таким руководством впору было делать ставки на то, что именно станет причиной глобальной чрезвычайки. Но смеяться, плакать, есть, спать — это все эмоции, потребности обычного, не потерявшего вкус к жизни человека. А не того, кто решился на личную войну, чей инстинкт смерти начинает преобладать над инстинктом жизни, того, кто вышел на последний бой с четким осознанием конкретной цели на уничтожение. И потерял эту цель из виду. А теперь не знает, что делать дальше. Максим словно натолкнулся с разбегу на невидимую стену. Он понимал, что ему сейчас остается только одно — ждать, ждать терпеливо и долго. Мэр объявится здесь, рано или поздно, его никто не снимал с должности, не лишал досрочно полномочий. Зверь вернется в свое логово, надо только потерпеть немного. А пока есть время, можно передохнуть и подготовиться к встрече.
Из двух зол — ждать и догонять — Максим выбрал бы последнее. Преследователю всегда легче — его подгоняют адреналин и кураж, он видит цель, чувствует ее запах, страх и дрожь. А когда ждешь — словно покрываешься тиной и плесенью, ржавчиной и тому подобной дрянью. Перестает работать голова, мысли путаются, тело теряет гибкость и подвижность. Может, именно так чувствует себя в берлоге медведь, залегший на зимнюю спячку. Бездействие становилось невыносимо, пауза затягивалась. Полдня Максим бесцельно слонялся по квартире, потом одевался и выходил проветриться. Часами бродил по городу, придумывая сам себе задания: сегодня исследовать этот район, завтра — тот. Кто знает, где в следующий раз развернутся «боевые» действия, какая часть города станет для них площадкой и декорациями. От вида замусоренных улиц, старых домов и тоскливых лиц людей с выражением безысходности Максиму становилось не по себе. Который день его не покидало чувство, что он оказался на кладбище, а впереди — черная липкая пустота. И в этот проклятый, пропахший дымом с горящей гигантской помойки город уже никогда не придет весна. Всю оставшуюся жизнь здесь будут вечная ночь и вечная мерзлота, как за полярным кругом. Надо бы поскорее убираться отсюда, иначе поневоле подсядешь на антидепрессанты. Но пока нельзя, еще рано.