Внутри интернат выглядел гораздо симпатичнее, чем снаружи — полы были выстелены новым линолеумом, стены оклеены весёлыми обоями, а потолки — плиткой, простенькой, но аккуратной.
— Неделю назад закончили косметический ремонт, — сказала мне Дана Вильс, заметив, как внимательно я смотрю по сторонам. — Теперь у нас стало гораздо уютнее.
— А окна? — уточнила я.
— В детских спальнях заменили все. Вчера поставили последнее. Теперь на очереди игровые комнаты и учебные классы.
— Деньги есть?
— Есть, — улыбнулась директор. — Не на все, конечно, но на замену самых ветхих хватит.
— Мы привезли немного одежды и канцтоваров, — сказала я.
— Очень хорошо, — обрадовалась госпожа Вильс. — На этих пострелятах все огнем горит, только успеваем штопать и перешивать. И тетрадки очень нужны, ведь учебный год еще не закончился. Спасибо, Вифания.
— Было бы за что, — улыбнулась я.
Нас привели в общую гостиную, где ребятня тут же приступила к разбору игрушек. Нас же с Дереком взял в оборот завхоз — тощий серьезный старик, которому мы торжественно передали пакеты с вещами и коробки с канцтоварами.
— Ты часто здесь бываешь? — поинтересовался Хозер, когда мы, наконец, присели на один из стоявших в комнате диванов.
— Один-два раза в месяц, когда выдается более-менее свободный день. Мой отдел шефствует над этим интернатом.
— А почему малыши называют тебя мамой?
— Ты, видимо, редко бывал в детских домах, — усмехнулась я. — Ребята, которые живут в таких учреждениях, мамами и папами называют всех, кто хорошо к ним относится: воспитателей, техперсонал, гостей…Потом, правда, вырастают и начинают звать по имени.
— Знаешь, мне казалось, что в Зариноре принято уделять детдомам много внимания. А здесь все так…бедно. Дети ходят в старых шитых-перешитых вещах, мебель древняя, фасад у здания облупленный…
— Видишь ли, Дерек, — медленно начала я, — в Риве находятся три интерната. И, поверь, в двух других обстановка гораздо лучше, чем здесь. Наш муниципалитет предпочитает делать вид, что ребят из Святой Лары просто не существует.
— Почему?
— Потому что тут содержится особая категория детей. Это так называемые отбросы общества. Беспризорники, бродяжки, дети наркоманов, убийц, грабителей. Те, что в свои восемь-десять лет видели больше грязи, чем мы с тобой. В этом интернате присматривают за ребятами, которые не прижились в других детских домах и считаются трудными.
— Но они выглядят, как совершенно обычные дети, — заметил Дерек, кивая на мальчиков и девочек, с восторгом показывающих друг другу кукол и пушистых мишек.
— Выглядят — да, обычными, — грустно улыбнулась я. — Но это маленькие. Ты сегодня еще увидишь подростков. У них глаза повидавших жизнь стариков. Впрочем, тут и у малышни порой мелькает во взгляде такое понимание окружающего мира, что волосы дыбом встают. Видишь рыженького Люка?