Ее глаза сверкнули.
— Говори, — настаивала она. — Пожалуйста. Будет достаточно, если ты просто скажешь, что я тебе небезразлична. Скажи это.
— Я…
— Может быть, мне признаться первой? — Она обняла ладонями его лицо и шагнула к нему ближе. — Я люблю тебя. Ты властный и верный, и ты научил меня летать. Я буду любить тебя до последнего вздоха.
Он затаил дыхание.
— Скажи это, — умоляла она.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя, и я хочу оберегать тебя до последнего вздоха. — Он крепко поцеловал ее. — Я люблю тебя. — Целуя лицо и шею Амалии, он снова и снова повторял эти слова, чувствуя, как его окутывает ее любовь.
— Ты позволишь мне любить тебя и поклоняться тебе? — Он запустил пальцы в ее шелковистые волосы.
— Только если ты позволишь мне любить тебя и поклоняться тебе.
— Если мы поженимся, у тебя не останется выбора. Развод запрещен, помнишь? — Он отстранился и посмотрел ей в глаза. — Ты выйдешь за меня?
— Брак — всего лишь бумажное свидетельство, но я на него соглашусь, потому что мое сердце теперь принадлежит тебе. Я полностью доверяюсь тебе.
— Я буду защищать тебя, пока бьется мое сердце, — сказал он и жадно поцеловал Амалию в губы.
Он чувствовал себя ожившим.
Он любит Амалию. И она любит его.
И он готов признаваться ей в любви хоть каждую секунду.
Амалия вышла на залитый солнцем балкон отеля в Нью-Йорке и заметила, как Талос поспешно перевернул страницу газеты, которую он читал.
— Прекрати читать мои рецензии, — упрекнула она его, усаживаясь ему на колени и утыкаясь лицом ему в шею. Даже после двух лет брака она обожала прижиматься к нему и вдыхать запах его тела.
Он рассмеялся:
— Ты хочешь узнать, что о тебе пишут?
— Нет.
Это была шутка, которой они обменивались по привычке.
Талос читал любой обзор о ее карьере, какой мог найти. Но Амалия, несмотря на успех, предпочитала жить в блаженном неведении об отзывах критиков.
Прошедшие два года были переполнены впечатлениями. При мысли о них у нее кружилась голова. После гала-вечеринки Амалию завалили предложениями выступать по всему миру Талос посоветовал ей идти к своей мечте и всячески ее поддерживал. Теперь она почти не боялась выступать на сцене. Почти.
Он положил руку на ее округлившийся живот.
— Тебе удалось поспать?
— Немного. — Она поцеловала Талоса в шею. — Наш малыш отказался играть в футбол в моем животе, когда взошло солнце.
Она ждала первенца и была уже на седьмом месяце. Она заметно округлилась, но ей было все равно. Талос утверждал, что полнота ей к лицу.
— А как ты чувствуешь себя перед сегодняшним выступлением?
— Я волнуюсь! Но я хочу выступать, — поспешно прибавила она.