Но рядом с Талосом ей было очень трудно оставаться сильной.
Он потянулся к своему портфелю и положил его на стол.
— Я попробовал воззвать к вашим лучшим качествам. Я попробовал воззвать к вашей жадности. Я дал вам немало шансов договориться со мной. — Он достал документы. — Это касается Музыкального театра. Согласно этим документам, я его новый владелец.
Амалия только покачала головой.
— Вы хотите прочесть документы? — спросил он.
Она продолжала качать головой, пялясь на документы в его руке и на его неулыбчивое лицо.
— Как такое возможно? — прошептала она, пытаясь понять, что это будет означать для нее и для оркестра.
— Я решил купить театр в субботу вечером. Покупка была завершена час назад.
— Но как такое возможно? — повторила она. — Это Франция. Здесь процветает бюрократия.
— Деньги и власть решают все.
Он положил документы в портфель и наклонился вперед, их лица разделяли всего несколько дюймов. Если он наклонится к ней ближе, она почувствует его дыхание.
— Я принц. У меня есть деньги, много денег. И власть. Много власти. Я советую вам это запомнить.
Затем он откинулся на спинку стула и стал пить кофе, буравя Амалию взглядом.
Она сжала пальцами свою кружку, внезапно испугавшись, что потеряет над собой контроль.
— Теперь я владелец театра. Я пока не знаю, что буду делать со зданием и оркестром. Видите ли, предыдущий владелец так удивился сумме, которую я ему предложил, что не ставил никаких условий для продажи… — Он допил кофе и поставил кружку. — Сыграйте на гала-вечеринке, и я вложу в театр столько денег, что в него будут ходить толпы людей, а ваш оркестр станет лучшим в Париже. Если вы мне откажете, я превращу театр в отель.
— Это шантаж! — отрезала она. — Вы в самом деле меня шантажируете!
Он равнодушно пожал плечами и отодвинул стул:
— Называйте это как хотите.
— Я называю это шантажом. А шантаж незаконен.
— Сообщите об этом полиции. — Он сверкнул белыми зубами. — Но прежде чем вы позвоните туда, я должен предупредить вас, что у меня дипломатический иммунитет.
— Какая низость!
— Я могу зайти гораздо дальше. Понимаете, певчая птичка, я могу сделать так, что вы больше никогда не будете играть на скрипке. Я могу очернить ваше имя и имена тех, с кем вы играете, и вас не примут даже в провинциальный любительский оркестр.
От ярости в ее жилах забурлила кровь.
— Убирайтесь из моего дома!
— Не волнуйтесь, певчая птичка. Я уже ухожу. — Он посмотрел на свои часы. — Я вернусь через шесть часов. И тогда вы дадите мне свой окончательный ответ.
Он угрожал разрушить ее карьеру и карьеру ее друзей и коллег. Неужели он думает, что она ему уступит?