На том конец провода явственно всхлипнули, однако несколько секунд спустя Кэрол продолжила:
– Это я во всём виновата! У нас с Кларком и раньше случались скандалы, но в этот раз после недавнего выкидыша у меня словно случилось затмение. Да ещё выпила немного… Сама не поняла, как из меня вылетела эта фраза.
– То есть ты ему заявила, что отцом Люка является Фил Бёрд? – скорее утвердительно, чем с вопросительной интонацией сказал я.
– Фил, я очень сожалею…
– Люк об этом знает?
– Люк? Нет, а…
– Вот и не вздумай ему говорить. Пока, во всяком случае. А сейчас я вынужден позаботиться о твоём муже, он там на кухне грустит в одиночестве.
Кларк и впрямь грустил, но уже не так отчаянно. Этот засранец, пока я общался с его женой, успел налить себе ещё, и в данный момент допивал вторую, а может, и третью порцию.
– Я понимаю твои чувства, Кларк, – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более проникновенно. – Не знаю, как бы я повёл себя на твоём месте. Возможно, Люк действительно мой сын, во всяком случае, всё это мне известно лишь со слов Кэрол…
– У него твои глаза. И родинка вот здесь точно такая же, – он коснулся указательным пальцем левой щеки. – Я только сейчас это понял, глядя на тебя.
– Ну, глаза и родинка – это слабое доказательство… Ладно, пусть я отец мальчика. Я сам много думал об этом, не раз и не два мне хотелось прийти в ваш дом и заявить, что я имею право видеться с сыном, и вообще требую зарегистрировать в свидетельстве о рождении ребёнка мою фамилию. Но нет, ничего этого я не сделал. Потому что спокойствие твоё и Кэрол, да и Люка в том числе, для меня значат очень много. Мне крайне жаль, что Кэролайн не сдержалась. Это она сейчас звонила, сказала, как всё было.
– Надо было её убить… Нет, не стану мараться, просто разведусь! Причём она переспала с тобой, когда мы уже встречались!
– Послушай меня, Кларк… если хочешь – ударь меня! Ну, давай, возьми и ударь, от души. Может быть, тебе станет чуть легче. А потом ляжешь спать и когда проспишься – мы с тобой поговорим.
– Ударить тебя? – Гейбл грустно усмехнулся. – Теперь уже не хочу. Перегорело. У меня только одно желание – удавиться.
– Ну-у, брат, это ты брось! Ни за что не поверю, что ты такой слабак. Давай-ка, я тебе постелю в холле на диване. Как говорят русские: «Утро вечера мудренее».
Гейбл засопел почти сразу, а я полночи ворочался, пялился в окно, на чёрное, истыканное серебряными точками звёзд небо, и думал, как мне завтра разговаривать с несчастным любимцем публики.
А ничего, утром Гейбл выглядел вполне адекватно, и даже извинился за вчерашнее.