Однако судьба уже готовила этому венценосному малышу тяжелое испытание.
Однажды король не запер дверь своего особого кабинета, где хранились его магические находки, и оставил сына играть с бумагами (не исключено, что среди тех листов находился и мой законопроект). Когда отец вернулся в покои, то Роуэн, уже посиневший, лежал лицом вниз на каменном полу, сжимая в ручонке какую-то проклятую драгоценность. Я проходил мимо кабинета, когда обезумевший король выскочил из дверей и стал звать на помощь. Именно я подбежал к малышу и вырвал из его ладошки смертоносную вещицу. Вырвал и швырнул в стену с такой силой, что та разлетелась вдребезги. Но темно-зеленое магическое пламя уже окутало принца Роуэна, и в сознание он так и не вернулся. Я видел это пламя, возможно, потому, что сам коснулся артефакта. Видел его и король, проводивший с вещами Поглощающих гораздо больше времени и прекрасно понимавший, что от неизвестного недуга принца не спасет ни один лекарь.
И тогда король решился на то, что любому нормальному отцу показалось бы безумством. Он взял мальчика и поскакал в ближайший к нему Удел Света. Люди редко говорили о хозяине этого места, как и о прочих высших магах, но его не обвиняли ни в особых злодействах, ни в тяге к жестокости. Я следовал за моим королем, как он ни проклинал меня, как ни гнал назад. И хотя принца вез отец – я видел лишь светлую головку за краем плаща, – мне казалось, что с каждым километром сердце Роуэна билось все тише, выдох все реже сменялся вдохом.
Когда мы вошли в Чертог Света, то словно шагнули из летнего полдня в студеные зимние сумерки. Воздух искрился снежинками, а дыхание вырывалось облачками пара, инеем оседая на усах и бороде. Сияющий явился к нам почти сразу. Седой старик, иссохший, как старое дерево, но чей взгляд пронизывал насквозь. Нехорошие у него были глаза, мертвые и равнодушные. Он не был одет в магическую робу или плащ. Обычная крестьянская рубаха и штаны. Ноги его были босы: он шел по снегу, не замерзая, и, к моему удивлению, не оставлял следов. Маг ничего не сказал, а только подошел к королю, который трясся то ли от холода, то ли от страха перед Сияющим. Затем старик отодвинул ткань с лица мальчика, закутанного в плащ, и произнес:
– Интересно.
Мозолистым пальцем он коснулся сначала лба принца, затем кончика носа и нижней губы. Потом словно разрезал воздух по этой линии над лицом Роуэна. В тот же миг вокруг ребенка словно что-то разорвалось, лицо мальчугана побагровело, он учащенно задышал, а потом и вовсе разревелся. И я, и король потрясенно уставились на волшебника, спасшего малыша, но тот не дал нам сказать ни слова.