Конечно, теперь мне не надо было ничего объяснять, я и так поняла…
То чего я добивалась в ванной, разрезая на своих руках вены, и выпуская кровь… случилось!
Я умерла!
Умерла… убив себя, уничтожив свою физическую плоть, но не уничтожив свою душу… и теперь я находилась в движущемся потоке таких же как и я — самоубийц!!!
Утопившихся… Удушившихся… Отравившихся… Вскрывших вены… Спрыгнувших с высоты…Сгоревших… Убивших себя при помощи огнестрельного оружия…
Опухших сине-зеленоватого цвета; с вывернутой головой; с текущей из разрезов и ран кровью; переломанных; кривых с вывернутыми руками и ногами и выглядывающими костями; черных как головешка и обуглившихся от коих в разные стороны струился сероватый дымок…. уродов… ужасных, пугающих уродов….
Я шла вместе с ними куда-то вперед по коридору. Я глядела на их кошмарные лица, вывалившиеся глаза, текущую кровь и не понимала, куда мы движемся и зачем?… Но спросить об этом ни у кого не решалась, так как и передо мной, и позади меня шли слишком злобные самоубийцы, от которых можно было и схлопотать, а потому я молчала… Молчала и надеялась, что вскоре все прояснится или быть может я увижу старшего.
А пока я вот так шла… шла… смотрела… смотрела и думала… и думала о том, как все-таки не разумно прервала свою жизнь… вернее глупо… глупо и бестолково…
И ведь в принципе можно было уж как-нибудь и потерпеть, как-нибудь закусив губы пережить ту страшную ночь и предательство, уход Андрея.
Андрея… И как- то имя его и любовь к нему опустились на дно моей души… опустились и скрылись, застыли, по-видимому на какой-то срок, чтобы пока не мучить, не истязать меня, ни намеками, ни болью, ни тревогой.
А я… я, как оказалось, выжившая после смерти и хранящая в себе и воспоминания своей жизни, и чувства, и радость, и ненависть… теперь была вынуждена идти по этому коридору и терзать себя тем, что выход из той ситуации я нашла неверный. Что мучения мои не прекратились и душа моя осталась живой, а переживания и боль не испарились, не иссякли, они превратились в иные, другие муки и страдания. В какой-то бесконечный неторопливый ход в мокром, жалком состоянии, постоянно испытывая страх, что будешь бита, обижена без всякой надежды на справедливость и заступничество.
«Как-то непонятно, невнятно все это произошло», — шептали мои губы, а язык облизывал стекающую с них воду и отправлял, эту отдающую кровяным привкусом, жидкость, вовнутрь рта порывисто сглатывая.
Как… как теперь это исправить, изменить. Я шла обдумывая случившееся со мной, горестно вздыхала, утирала воду с сырого, хлипкого словно лужа лица, и чувствовала, что боль от потери Андрея сменилась теперь на еще худшую боль… боль, что я так бездумно закончила свою жизнь в той пустой, хорошо меблированной квартире, в многоэтажном доме, на Евразийском континенте, на великой планете Земля. И даже вера моя в то, что нет Бога и нет жизни после смерти, теперь мне не помогали… казалось, что этот мой атеизм громко так смеялся надо мной и даже вроде как показывал язык.