Через несколько минут Тамара очутилась в комнате, куда, вероятно, свезли все ковры, награбленные в Червонном Гае. За столом сидел офицер и не спеша чистил ногти.
Он даже не посмотрел на вошедших.
Солдат, бодро выкрикивая слова, доложил офицеру.
Оторвавшись от своего занятия, тот машинально махнул рукой: уходи — и снова принялся чистить ногти.
Тамара не знала, что ей делать.
Офицер, полюбовавшись холеными пальцами, поднял голову и внимательно посмотрел на Тамару.
— Садитесь, Приходько, или… Султанова.
Тамара застыла на месте: «Откуда они знают?..»
Не замечая ее растерянности, офицер снова любезно предложил:
— Садитесь, садитесь. Так вот… я думаю, что мы поймем друг друга. Извините, что долго задерживали вас.
Говорил он по-русски с еле заметным акцентом. Тамара поняла, что перед ней комендант майор фон Штаммер.
— Но что поделаешь! — офицер развел руками, — Война. Много работы. Так вот, я думаю, что договоримся мы быстро.
Он поднялся и, чеканя каждое слово, коротко объявил:
— Все население занятых нами городов и районов должно подчиниться фюреру и приступить к работе. Скрываться бесполезно. Скоро вся Россия будет покорена.
Тамара смутно начала догадываться, к чему клонит фон Штаммер. Она прижала руки к груди и почти не дышала.
— Ваши отец и муж должны немедленно встать на учет в комендатуре. Нам нужны люди, знающие местный лес. Они получат паек и жалованье. В противном случае… Я очень сожалею. — Офицер продолжал с легкой усмешкой вежливого человека: — Сожалею, что вам не придется увидеть не только их, но и своего маленького сына. Что делать! Война. Я знаю, сразу трудно решить. Вас познакомят с текстом письма. Вашего письма, — подчеркнул офицер. — Я надеюсь, что вы еще помните о своем долге. Долге матери, прежде всего.
…Как вышла из комнаты, как шла по коридору — Тамара не помнит.
Сквозь слезы, уже не имея сил сдерживаться, она рассказала женщинам обо всем.
До этого часа женщины как-то сторонились Тамары. Она была для всех чужой и незнакомой.
— Значит, дочка Приходько? — переспросила Орлянская. — Знаю старика. Часто заходил к мужу. А тебя не помню. Выросла, наверное. И Султанова знаю. Бывал у нас.
Помолчав, Орлянская задумчиво сказала:
— Трудную задачу, дочка, тебе решать придется. Мне вот тоже. В деревне была, возвращаюсь — и к ним в лапы. Теперь предлагают, как и тебе, письмо подписать. Лучше смерть принять! А если подделают подпись? Да не поверит муж.
Она покачала головой:
— Ни за что не поверит!
Ночь была бесконечной. Изредка по стене и потолку метались синеватые лучи автомобильных фар. Лязгая гусеницами, проходили танки, слышался резкий стрекот мотоциклов. Часто, очень часто раздавались выстрелы.