Прелести лета (Попов) - страница 22

- Эти фата-морганщики... крепко, однако, фата-морганят! Причем - с самого утра! - не удержавшись, сказал я Никите.

Тот лишь дернул плечом... Ну конечно, конечно! Все это лишь видение... дурной сон... пригрезившийся с похмелюги! Не более того. Но с похмелюги, замечу вскользь, весьма кстати - вот того бы пивка. Шумно сглотнул слюну. Никита в ответ захрустел развернутой картой - отстаивая свою несуществующую правоту, и сюда карту принес! Посетители несколько враждебно оглядели клиента, который и в кабаке ориентируется по карте - доказательства, видишь ли, нужны ему!

- Видишь, - он снова ткнул пальцем, - нет тут никакого села. Ближайшее вот... далеко от развилки.

Я огляделся. Судя по всему, эти несуществующие люди сейчас будут нас бить, причем вполне ощутимо!

- Ладно, разберемся! - Я дружески хлопнул его по плечу. Не терять же друга из-за какой-то фата-морганы.... но отношения с ней все же надо наладить. Я нырнул в неe. Причем с наслаждением!

За ближним столом сидел маленький человек в тулупе и треухе (ведь лето же как-никак).

- Я король плотников! Понял? Король! - гордо говорил он, но сидящий напротив него глядел почему-то страдальческими, слезящимися глазами и время от времени отрицательно мотал головой. Чем кончится этот разговор? Кончился весьма убедительно: маленький, обидясь, снял треух - под ним сияла корона.

- Ну, так видал? - сказал он своему оппоненту. Тот закрылся рукой.

- Ну, чем не настоящие? - бодро произнес Коля-Толя (или его брат?), с двумя кружками пива появляясь рядом.

Я одобрительно кивнул. Никитушка дернулся. Нипочем всё ему!

- Тут один мудачок потолковать хочет с тобой, - доверительно сказал ему Коля-Толя, но Никита, снедаемый гордыней, отказался от столь блестящей возможности. Он мой друг... но столбами стоять, среди жизни?

- Все! Я нырнул, - сказал ему я. Он презрительно усмехнулся.

- Иди за мной, - сразу же сказал мне заросший человек лет сорока-семидесяти. На каждом пальце его было дивное украшение - кружка пива.

Мы сели в углу. Он поставил кружки.

- Лакай! - произнес он.

Другой бы обиделся... но не я! Я все смотрел на Никиту. Так и стоял, обтекаемый массами, как семафор, - всегда одного лишь красного цвета.

- Чего встал тут, - сказал кто-то ему, уже враждебно.

А ведь Никитушка добрый человек! Взял в матросы на судно беглых каторжников, которые (я глянул на них) в первом же порту с наслаждением бросили его! Какой же он гордый?.. босой стоит. Просто заколдобило его. Но ему не докажешь! Пусть постоит.

Я жадно пил пиво.

- Ты Боря-Колесо! - проницательно сказал угощавший. - Скажешь - нет?