Тогда мы делегацией из нашего района поехали в обком комсомола. Нам опять отказали. И мы решили, коль мы в Москве, то пойти в ЦК комсомола. Кто будет докладывать, кто из нас смелый? Думали, что одни там будем, а там в коридор нельзя было втиснуться, не то что дойти до секретаря. Там со всеми Союза молодежь была, много таких, что побывали в оккупации, за гибель близких рвались отомстить.
Вечером все-таки добились мы к секретарю. Нас спрашивают: "Ну, как вы пойдете на фронт, если вы не умеете стрелять?" А мы говорим, что мы уже научились... "Где?.. Как?.. А перевязывать умеете?" А нас, знаете, в этом же кружке при военкомате районный врач учил перевязать. Ну, и у нас был козырь в руках, что мы не одни, что у нас еще сорок человек и все умеют стрелять и оказывать первую медицинскую помощь. Нам сказали: "Идите и ждите. Ваш вопрос будет решен положительно". И буквально через пару дней у нас были повестки на руках...
Мы пришли в военкомат, нас тут же в одну дверь ввели, в другую вывели: у меня очень красивая коса, я ею гордилась. Я уже без нее вышла... И платье забрали. Не успела маме ни платье, ни косу отдать... Она очень просила, чтобы что-то от меня, мое у нее осталось... Нас тут же одели в гимнастерки, пилотки, дали вещмешки и в товарный состав погрузили...
Мы еще не знали, куда нас зачислят, куда мы едем? В конце концов для нас было не так и важно, кем мы будем. Только бы - на фронт. Все воюют - и мы. Приехали на станцию Щелково, недалеко от не была женская снайперская школа. Оказывается, нас туда.
Стали учиться. Изучали уставы - гарнизонной службы, дисциплинарный, маскировку на местности, химзащиту. Девчонки все очень старались. С закрытыми глазами научились собирать и разбирать "снайперку", определять скорость ветра, движение цели, расстояние к цели, ячейки копать, ползать по-пластунски - все-все это мы уже умели. По окончании курсов огневую и строевую я сдала на "пять". Самое трудное, помню, было подняться по тревоге и собраться за пять минут. Сапоги мы брали по размеру на один-два номера больше, чтобы не терять времени, быстро собраться. За пять минут надо было одеться, обуться и встать в строй. Были случаи, что в сапогах на босую ногу в строй выбегали. Одна девчонка чуть ноги себе не отморозила. Старшина заметил, сделал замечание, потом учил нас портянки крутить. Станет над нами и гудит: "Как мне, девоньки, сделать из вас солдат, а не мишени для фрицев?"
Ну, и вот прибыли мы на фронт. Под Оршу... В шестьдесят вторую стрелковую дивизию... Командир, как сейчас помню, полковник Бородкин, он увидел нас, рассердился: девчонок мне навязали. Но потом пригласил к себе, угостил обедом. И, слышим, спрашивает у своего адъютанта: "Нет ли у нас сладкого к чаю". Мы обиделись: за кого он нас принимает? Мы воевать приехали... А он нас принимал не как солдат, а как девчонок. По возрасту мы ему были дочери. "Что ж я с вами делать буду, милые вы мои?" - вот как он к нам относился, как он нас встретил. А мы же воображали, что уже вояки...