В неясных ракурсах стекла, среди отражений, что отплясывали в тоненьком лучике моего фонаря, я углядела винтовую лестницу, которая стояла в центре здания, выпрямляясь в небо толстым стеблем какого-то растения.
Никто не входил в эту комнату годами, десятилетиями. Пыль сонно курилась над журналами, когда до них дотрагивалась Мэриджейн – фанатские журналы, журналы о кино, полные фотографий женщин с нежными овальными лицами и выщипанными бровями. Когда Зиро задел фонариком арку, ответом была звучная тишина этого гулкого места, и ни намека на источник пламени свечи, проблеснувшего в ответ на наше появление.
Сначала и Зиро, и гарем притихли, словно этот заброшенный «глянец» их изумил или даже напугал, однако очень скоро они стали вести себя более раскованно. Мэриджейн, приспустив штаны, присела на корточки и оставила на стеклянном полу растекающуюся лужу; после такого девушки почувствовали себя почти как дома, стали играть в салочки и выдергивать из икебан сушеные цветки. Я не могла присоединиться к их шалостям, так как продрогла до костей, мои зубы стучали от холода.
Вдруг, резко дернувшись, отчего мы все повалились на пол, весь дом заходил ходуном и затрещал; а затрещав, стал поворачиваться – да, поворачиваться! – медленно, на неведомой оси глубоко под землей. Девушки завизжали и попрятали головы в медвежьи шкуры. Зиро первым вернул себе хладнокровие; он шел, пошатываясь, но вертикально, и потрясал оружием невидимому механизму, который теперь, увеличивая скорость, кружил нас будто на карусели. Взяв пса, Зиро принялся исступленно рыскать по первому этажу, однако следом побежала только я, рассчитывая спасти хозяйку поместья, когда он ее найдет.
Внезапно Зиро заметил открытую металлическую дверь возле металлической лестницы. Вероятно, она вела в машинный отсек этого механизма, и мы начали спускаться, все трое, с лающим псом в авангарде. Лестница вращалась вместе с домом, но спрыгнули мы с нее на земную твердь, поскольку были уже под землей, в неподвижном основании дома.
Оказавшись в огромном подвале, мы прошли через прачечную, где серыми скользкими кучами валялось на полу грязное белье; через крохотный домашний спортзал со шведской стенкой и гимнастическим конем; обнаружили уродливый мусоропровод и проекционную с нестройными рядами стульев, темными стенами и полом, усыпанным пустыми бутылками, бокалами и шприцами.
Затем подошли к двери, запертой изнутри. Зиро выстрелил в замочную скважину, и, войдя внутрь, мы увидели крошечного сморщенного азиата во вращающемся кресле у панели управления, припавшего к подобию автомобильного руля. В шелковом черном кимоно поверх фланелевой пижамы. Он открыл рот, хотел закричать, но не мог выдавить ни звука; тогда он прямо в кресле развернулся и выхватил миниатюрный револьвер с отделанной жемчугом рукояткой. Впрочем, выстрелить не успел – Зиро разметал его по всей кабине и сам вцепился за руль. Увы, как рьяно он его ни крутил, дом не останавливался, хотя и быстрее вращаться не стал, и я догадалась, что азиат перед смертью что-то замкнул. Судя по жутковатым поскрипываниям, механизм не использовали годами; если мы не прекратим тут резвиться, стеклянный дом разлетится вдребезги.