Но инстинкт самосохранения подтолкнул его вперед, подальше от края, и в ту минуту это тоже показалось малодушием, вызвало тягостное чувство стыда.
Свист орки выплыл из неслышных высоких частот и снова ушел в высокие частоты - стало понятно, что так мучительно давит на голову. Олаф обхватил руками виски. Шепнул:
- Ну заткнись же… Пожалуйста, заткнись…
По ногам потянуло холодком. Не мокрым северным ветром, а сухим безжизненным холодком со дна ледяной чаши. Заныли суставы. Багровая луна висела над океаном, ее свет бежал к острову волнами мертвой зыби, и глаза никак не привыкали к темноте. А из-под ног вниз уходил крутой заиндевелый склон с тремя черными трещинами… И Олаф до слез всматривался в темноту, надеясь разглядеть трещины в мерзлом камне.
И разглядел. Две уродливые низкорослые фигуры на склоне. Они не двигались, но приближались…
Алкогольный делирий начинается на пике дезинтоксикации… Но чтобы допиться до белой горячки, надо пить лет десять, а не дней пять. Впрочем, есть еще алкогольный психоз… Наверное, это все-таки был сон, продолжение вчерашнего. Повторение вчерашнего. С одним существенным отличием - Олаф мог двигаться. Мог шагнуть назад, в пропасть, а мог пойти навстречу цвергам. И он пошел им навстречу, потому что его учили идти навстречу своим страхам. Навстречу своим галлюцинациям? Мысль показалась ему смешной, и он рассмеялся.
Голова кружилась, и тело слушалось плохо. При свете спуск не был таким крутым и неудобным. Темные безлицые фигуры замерли - должно быть, задумались, а стоит ли связываться… Олаф снова посмеялся, но тут же поскользнулся и больно проехался по склону спиной. Сапог уперся в каменный выступ, и падение не стало фатальным. Мелькнула мысль, что надо бы поосторожней, но тело не стало слушаться лучше.
Луна скрылась за краем чаши, глаза привыкали к темноте, белый налет инея словно фосфоресцировал, и оттого темные фигуры внизу были видны отчетливо - не хуже, чем вчерашний морок. И Олаф, конечно, смотрел под ноги, но как раз под ногами ничего толком разглядеть не мог.
Еще раз оступился и снова проехался спиной по камушкам, покрытым тонким слоем мерзлого мха. Из-под сапога скатился камень, стук замер далеко внизу: в самом деле, надо поосторожней, в случае чего - падать высоковато.
В третий раз по камням проехал локоть… И это было гораздо больней, ободрало подсохшие корки со старых ссадин. Зато холода Олаф почти не чувствовал: то ли согрелся, то ли привык. То ли от хмеля плохо работала терморегуляция. Несмотря на движение и свежий воздух, похмелье никак не выветривалось из головы, все так же тошнило, все так же земля уходила из-под ног.