Чужая, человеческая кровь, горячая как кипяток. Липкая, и пахнет, так, что её ни с чем не спутаешь.
А то, что выплеснулось из головы ночного человека, что попало Волкову на лицо, на шлем и бугивер, кровью не было. Эта дрянь была холодна как лёд, склизка словно слизь и воняла гноем. Да ещё он отчётливо стал замечать, то, что в горячке боя сразу не заметил: вокруг стоял смрад, запах гнили и тухлятины. Кавалеру всё это придало сил, он быстро и со знанием дела перерубил ближайших врагов, и последним вошёл в ворота, убедившись, что все вернулись.
– Роха, закрывай,– орал он, – Ипполит, уксус, мыть меня, сарацинскую воду мне. Всех мыть. Всех раздеть и мыть. И доспехи всем мыть и обувь с одеждой.
– Что случилось?– Спросил Роха.– Что там произошло?
– Они все чумные, все чумные и гнилые,– орал кавалер, скидывая с себя доспехи,– Ипполит, неси сюда уксус. Быстрее.
– Мёртвые они,– вдруг сказал один из солдат, что был на вылазке,– мёртвые, их режешь, а они не чувствуют.
Волков глянул на него зло, но затыкать не стал, и зря. Тут же другой заговорил:
– Я одного рубил, а он лез на меня, а у него пол башки не было.
И другие стали говорить, то же страшные вещи. И тут Волков заорал, шлем он уже снял, поэтому вышло громко:
– Заткнитесь, и мойтесь лучше, всё смывайте, уксуса не жалейте.
– Неужто вы, господин, думаете, что язву – кару божью, можно уксусом смыть?– Спросил один из солдат.
– Мойся дурак, все мойтесь, и рот сарацинской водой полощите. Кто язву подцепит, за ворота выселю. Ипполит, сарацинской воды мне неси.
Он разоблачился донага, монах принёс ему воды сарацинской и он умылся ею, так, что зажгло глаза и нос, и хлебнул её, полоскал рот, пока было сил терпеть.
То же делали и люди, что были с ним на вылазке. Остальные помогали им. Даже капитан Пруфф лил на кого то уксус. И тут, словно колокол в ночи, резко и пронзительно зазвучали слова:
– Ээййй тыыыы, слышишь меня,– разносился в тишине писклявый почти скрежещущий голос,– знаааю слышишь, куда ты сбежал, храбрец? Спрятался в свою норууууу? Сидишь там и дрожишь? Всё тщета, мои чумные людишки, уже с вами потискались, кого то и облобызали, уж кто-нибудь из вас зачумлён. Эй вы, страшно вам?
Знаю, страшно, вы зря пришли все сюда, сдохните тут все. И виноват будет только он, этот ваш храбрец рыцарь.
Все кто был на винном дворе завороженно слушали эти слова, боясь пошевелится. Люди боялись. Солдаты боялись!
Ждать было нельзя, кавалер это понимал, как был голый, так и полез на бочки у стен. Залез, стал вглядываться в ту сторону, откуда нёсся голос. И на той же крыше, что и в прошлую ночь заметил чёрный худощавый силуэт. Его было хорошо видно в лунном свете.