– Господин рыцарь.
–Ну?
– Нужно, что то решить с пленными,– он указал на девятерых пленных, что сидели у забора.
Почти все они были ранены. Доспехи у них отняли. И теперь они покорно ждали своей участи. Кое-кто молился, а кто-то просто сидел, опустив голову. А кто-то и умирал, истекая кровью.
– Ну, дай им причастите, – сказал Волков,– тому, кто согласится его принять. Да спроси, может, кто вернётся лоно истинной веры. А остальным – смерть.
– Уже предлагал исповедаться в ереси, и принять истинное причастие, но они упорствуют в ереси своей, никто не согласился, раскаяться, а без раскаяния мне не должно причащать их.
– Ну и пусть катятся в ад. – Закончил разговор кавалер.– Скажу Пруфф – сейчас всех зарежут.
– Не торопитесь господин, не нужно их резать.
– Почему? Мы их не милуем, они нас тоже.
– Отпустите их живыми, проявите милосердие, и пусть господина своего возьмут. – Поп смотрел на него хитрыми глазами.
– Объясни.
– С мертвых, какой вам прибыток.
– А с живых какой? Они оружие снова возьмут.
– Слава, господин.
– Слава?
– Да слава, господин. Отпустите их во славу матери Божьей, и дозвольте им взять своих вождей для упокоения.
Кавалер молчал, он никогда не думал о своей славе. И тут вдруг, в первый раз в жизни ему представилась возможность чуть– чуть прославится. И что скрывать даже мысль о славе была приятной.
– Отпустите их, – продолжал поп,– в городе Ланне о вас и так будут говорить, вы уже дважды побили еретиков, убили мертвого доктора, убили знатного еретика, а если ещё вернётесь с тем богатством, что тут захватили, так о том будут судачить неделями. А если ещё и этих еретиков простите, так не только в Ланне о вас заговорят.
Чем дольше говорил отец Семион тем заманчивее казались кавалеру его предложения. А мысли о славе становились ещё приятнее. Да, кавалер понял, что он действительно хочет, что бы о нём говорили. И узнавали его щит. И не тальков Ланне. Но пока он слушал умного попа, у него появился вопрос:
– А тебе-то, зачем моя слава, какая твоя корысть?– Спросил кавалер у отца Семиона.
Монах вздохнул, и заговорил:
– Меня лишили прихода, – он помолчал,– толкнули на смертный грех, а когда вернусь, то, может быть, расстригут и лишат сана, или упекут в самый далёкий монастырь, или, вовсе, кинут в подвал. Вот подумал я и решил, что при вас останусь, коли не погоните. Вы человек незлобивый и вас любят холопы ваши, а если разрешите при вас быть, то и я не покажусь лишним, потому как своё благо от вашего не отделяю.
Не очень-то верил Волков, продолжал разглядывать его, этого попа, поп был хитер, как ни кто, но насчёт славы он был прав. Славы кавалеру хотелось.