– Воля ваша, а только оторопь меня берет от того, что видел. Бесовщиной попахивает! После такого знамения поляки штурмовали Троице-Сергиеву лавру. До смерти этот ад не забуду.
Поп развернулся и, не оборачиваясь, пошел прочь из монастыря. Притихший и благообразный здоровяк из Кологрива, совсем недавно интересовавшийся границами лечебного применения мощей преподобного Авраамия, проводил его растерянным взглядом, почесал в затылке и вернулся в очередь за благословением. Здесь никто не бежал, никто не спешил и не лез вперед. Чем выше человек в очереди поднимался по ступеням, тем больше осознавал торжественность и значимость момента. И вот уже он просил благословения у владыки, благоговейно подставляя свой лоб под крестное знамение и трепетно целуя его руку и плечо. За ним шел его собеседник, а за ним еще и еще люди, конца и края которым не виделось даже за открытыми воротами монастыря.
Отец Феона, наблюдавший за движущейся массой людей, скорее из иноческого смирения, нежели по причине природного любопытства, тем не менее не упустил из виду более чем странную фигуру возникшего вдруг в толпе человека. Человек был запахнут в темно-серую епанчу с глубоким капюшоном, целиком скрывавшим лицо. Незнакомец властно и жестко, растолкав людей на верхней площадке, не крестя лоб, поцеловал десницу Арсения Элассонского и, незаметно от посторонних глаз, вложил в ладонь архиепископа записку. От цепкого взгляда отца Феоны не ускользнул как факт передачи записки, так и реакция архиепископа на такое удивительно наглое поведение.
Элассонский только заглянул под капюшон, вздрогнул от удивления и едва заметно кивнул головой. Незнакомец выпрямился и, не дожидаясь благословения архиепископа, по-военному быстрым шагом направился прочь. Что-то в фигуре незнакомца, его манере держаться и двигаться показалось иноку неуловимо знакомым. Да к тому же он готов был поклясться, что под плащом незнакомец прятал саблю. Все это заставило Феону выйти из толпы клириков, чтобы проследить за странным «богомольцем». Но едва он отделился от толпы, как на него всем весом своего тела навалился здоровый мужик с разорванной верхней губой, из-за чего лицо его казалось застывшим в кривой, злобной ухмылке.
Налетев на инока и едва не сбив его с ног, мужик рассыпался в извинениях, не отпуская Феону от себя, и, как показалось, всеми силами закрывая ему обзор своей богатырской грудью.
– Прости, честной отец, засмотрелся, лопни мои глаза, – прошепелявил он грубым голосом.
– Бог простит, сын мой, – с нетерпением ответил монах, пытаясь заглянуть за плечо нахального мужика. Но тот словно специально двигался именно так, чтобы закрыть Феоне обзор. Наконец иноку удалось освободиться от навязчивого прихожанина. Он оглядел толпу на площади, но человек в епанче исчез. Словно сквозь землю провалился!