Борис посмотрел на архиепископа, видимо, искренне пораженным подобным предположением.
– Зачем свои? – удивленно воскликнул он. – Охал дядя, на чужие деньги глядя. В таком деле всегда найдется тот, кто готов вложиться, не считаясь с затратами. И такие люди у меня есть, Владыко.
Они обменялись молчаливыми взглядами. Разговор был окончен. Недосказанности между ними больше не было. Ясности и доверия тоже.
В маленькой келье, за дубовой дверью, куда завели отца Феону, стояли изъеденный короедом стол, колченогая лавка и трехногий табурет с дыркой в сиденье. Свет давала лучина в железном светце, воткнутом в край небольшого корытца с водой. Вся конструкция стояла на высоких ножках и особого доверия к своей прочности не вызывала, но делу своему служила, видимо, уже не первый год. На лавке за столом сидел человек в темно-серой епанче с надетым на голову капюшоном и в неверном свете горевшей лучины читал какой-то документ. При виде вошедшего Феоны человек поднял голову и отодвинулся в неосвещенный угол. По помещению распространился тонкий аромат майской розы. Семка – «Заячья губа», мыском сапога поддев табурет, придвинул его к себе и грузно сел сверху, оставив монаха стоять перед собой.
– Скажи, отче, – произнес он развязно гнусавя. – Зачем ты отравил стольника Глеба Морозова? В чем был твой умысел и по чьему наущению ты совершил это тяжкое преступление?
Феона смерил Семку пренебрежительным взглядом и холодно ответил:
– Ты, видно, белены объелся, любезный? Не убивал я его.
Семка оскалился в некоем подобии улыбки и резко подался вперед.
– А я думаю, что ты врешь, честной отец. Показывают на тебя и архимандрит Паисий, и колдунья Меланья, твоя сообщница. Жаль, ты зарезал второго сообщника, Ваську, слугу Морозова. Но и того, что есть, достаточно. Что скажешь, монах?
– Тебе, пес, я ничего не скажу, – презрительно ответил Феона. – А вот с начальником твоим у меня есть о чем поговорить. Так что если хочешь пожить еще какое-то время, то лучше выйди за дверь и не подслушивай. Это не угроза, милейший, а добрый совет. Так это и понимай.
Изумлению Семки Грязнова не было предела. Видимо, таким образом арестованные с ним еще не разговаривали. От подобной наглости он просто лишился дара речи. Ища поддержку, Семка растерянно посмотрел на человека в епанче, который, к его удивлению, едва заметно кивнул головой, указывая на дверь. В полном смятении, вобрав голову в плечи, Семен вышел из кельи, тихо притворив за собой дверь. В тишине были слышны удаляющийся стук его подкованных сапог и жалобный скрип деревянной скамьи у поворота тюремного коридора. Изгнав таким образом из кельи Семку, отец Феона неспешно подошел к столу и пристально посмотрел на сидящего незнакомца.