К нам подходят улыбающиеся музыканты. Обмениваемся рукопожатиями. Большинство из них принадлежит к роду «слуг Саккафов»; их отцы, деды и прадеды вот так же пели и играли на хадрах этой мечети. Больше всех доволен молодой Абдаррахман ас-Саккаф: ему, юноше из Сейуна, никогда прежде не доводилось видеть подобное.
…На рынках Йемена янтарные комочки ладана соседствуют с коричневатыми, поблескивающими на сколе камнями, напоминающими точильные. Это не камни, а много раз уже упомянутая «сестра ладана» — мирра. Деревья рода коммифора из общего с ладаноносными деревьями семейства бурзеровых сочатся бурой смолой с приятным запахом и приятным вкусом. Говоря о химическом составе мирры (камедь, смола-миррин, эфирное масло-миррол), энциклопедия упоминает и «горечь неопределенного состава». Эта горечь дала название мирре, ведь «мурр» по-арабски значит «горький».
— Мирра годится на все случаи жизни, — расхваливает свой товар торговец. — У тебя заболел живот? Залей мирру водой и на ночь выставь на крышу. Утром выпьешь настой, и как рукой снимет. Ты поранил ногу, да избавит тебя от этого Аллах! Растолки мирру в ступке и присыпь рану порошком. Уходит гость — брось мирру в курильницу, пропал аппетит — добавь ее в пищу.
«Наука ароматов» неотделима от косметики и гастрономии. Каких пахучих веществ не подмешивали в еду — даже хальтит, выразительно названный «вонючей камедью». Впрочем, товарищей нет не только на вкус и цвет, но и на запах. Помню, как в Йемене повар решил угостить наших археологов распространенным местным блюдом — вяленой акулой. Они почуяли ее издали, бросились к дому, и первый их вопрос был: «Что случилось?!»
Арабы верили, что почва разных стран пахнет по-особому. Следопыты, мастера кийяфы, полагались на свой чуткий нюх не меньше, чем на острое зрение. И действительно, каждая арабская страна пахнет по-своему; кажется, можно узнать любую с закрытыми глазами.
Запах аниса и свежих листьев лимона? Сирия.
Аромат базилика, или, как его называют на Востоке, рейхана? Конечно, это ливанская деревня. Надолго покидая родину, ливанцы увозят с собой мешочки сухого рейхана, чтобы дышать Ливаном и на чужбине.
Сухой согретый воздух и спиртовой дух надкушенного манго? Не знаю, как для кого, а для меня это Каир.
Влажный компресс моря и неистребимый запах айда, полуразложившейся рыбешки, которой удобряют посевы и кормят верблюдов? Йеменская Венеция, белая Мукалла.
А запах имбиря, поднимающийся над чашкой бедуинского кофе? А запах меда и сандала, витающий над влажными листьями тумбака, сгорающего на углях кальяна? «Все ароматы Аравии», упомянутые Шекспиром, не ограничиваются благовониями, и говорить о них можно без конца. Пьеса Шекспира «Макбет» связана с арабской темой не только этим выражением. Три ведьмы, которых честный Банко, полководец шотландского короля, прозвал «пузырями земли», говорят о судне «Тигр», ушедшем в Алеппо. Они предрекают кораблю трудное и затянувшееся плавание — «трижды двадцать семь недель», после чего судно придет в порт разбитым. Любопытно, однако, о каком порте идет речь, ведь Алеппо расположен далеко от моря, — о Латакии, Смирне? Такие реалии в английской пьесе начала семнадцатого века, когда Великобритания активно проникала на Восток, встретить неудивительно (там же упоминаются пирамиды, медведь косматый из России и тигр из Гиркании — области восточнее Каспия). Удивительно другое: по меньшей мере две темы из «Макбета» перекликаются с сюжетами йеменского предания о царе Асаде.