– Вот! – сказал лоснящийся Модест Матвеевич. – Вот как надо работать! Старик, а все делал сам.
Зеркало вдруг прокашлялось и сказало:
– Все оне помолодели, пробыв час в воде, и вышли из нее такими же красивыми, розовыми, молодыми и здоровыми, сильными и жизнерадостными, какими были в двадцать лет.
– Вот именно, – сказал Модест Матвеевич. Зеркало говорило голосом седовласого.
Седовласый досадливо поморщился.
– Не будем решать этот вопрос сейчас, – произнес он.
– А когда? – спросил грубый Корнеев.
– В пятницу на Ученом совете.
– Мы не можем разбазаривать реликвии, – вставил Модест Матвеевич.
– А мы что будем делать? – спросил грубый Корнеев.
Зеркало забубнило угрожающим замогильным голосом:
Видел я сам, как, подобравши черные платья,
Шла босая Канидия, простоволосая, с воем,
С ней и Сагана, постарше годами, и бледные обе.
Страшны были на вид. Тут начали землю ногтями
Обе рыть и черного рвать зубами ягненка…
Седовласый, весь сморщившись, подошел к зеркалу, запустил в него руку по плечо и чем-то щелкнул. Зеркало замолчало.
– Так, – сказал седовласый. – Вопрос о вашей группе мы тоже решим на совете. А вы… – По лицу его было видно, что он забыл имя-отчество Корнеева, – вы пока воздержитесь… э… от посещения музея.
С этими словами он вышел из комнаты. Через дверь.
– Добились своего, – сказал Корнеев сквозь зубы, глядя на Модеста Матвеевича.
– Разбазаривать не дам, – коротко ответил тот, засовывая во внутренний карман записную книжку.
– Разбазаривать! – сказал Корнеев. – Плевать вам на все это. Вас отчетность беспокоит. Лишнюю графу вводить неохота.
– Вы это прекратите, – сказал непреклонный Модест Матвеевич. – Мы еще назначим комиссию и посмотрим, не повреждена ли реликвия…
– Инвентарный номер одиннадцать двадцать три, – вполголоса добавил Роман.
– В таком вот аксепте, – величественно произнес Модест Матвеевич, повернулся и увидел меня. – А вы что здесь делаете? – осведомился он. – Почему это вы здесь спите?
– Я… – начал я.
– Вы спали на диване, – провозгласил ледяным тоном Модест, сверля меня взглядом контрразведчика. – Вам известно, что это прибор?
– Нет, – сказал я. – То есть теперь известно, конечно.
– Модест Матвеевич! – воскликнул горбоносый Роман. – Это же наш новый программист, Саша Привалов!
– А почему он здесь спит? Почему не в общежитии?
– Он еще не зачислен, – сказал Роман, обнимая меня за талию.
– Тем более!
– Значит, пусть спит на улице? – злобно спросил Корнеев.
– Вы это прекратите, – сказал Модест. – Есть общежитие, есть гостиница, а здесь музей, госучреждение. Если все будут спать в музеях… Вы откуда?