Когда она встретилась с Даниелем в холодной гостиной замка, от волнения у нее свело живот, а когда она поймала его взгляд, то поняла, что не ошиблась с выбором наряда.
Раньше она никогда не страдала тщеславием, но с Даниелем… С ним было иначе все. По какой‑то неясной ей причине, будучи рядом с ним, Ева волновалась о том, как она выглядит. Собираясь в клуб, она тщательно расчесала волосы, а потом с раздражением собирала их то в хвост, то в пучок, не в состоянии решить, как лучше. Ей не хотелось, чтобы он решил, что она старается произвести на него впечатление. Она вообще отказывалась признаваться даже самой себе, что ее влечет к Даниелю… Так что платье она выбрала потому, что оно понравилось ей, а красную помаду — потому, что она подходила к платью. И Даниель здесь был совсем ни при чем.
Они сняли пальто и отдали консьержу. При виде ее изысканного наряда глаза Даниеля вспыхнули от восхищения. Сам он, как всегда, был безупречно элегантен: великолепный светло‑серый костюм, темно‑синий галстук. И Ева вдруг поняла, что она больше не чувствует к нему неприязни.
— Вы готовы, синьора Пеллегрини? — с улыбкой спросил он.
Улыбнувшись в ответ, она кивнула и взяла его под руку.
— Думаю, на этот вечер мы можем забыть, что поженились.
— Ну уж нет! — возразил он. — Ты выглядишь так, что я хочу, чтобы сегодня вечером все вокруг знали, что ты — моя женщина.
Эти слова приятно изумили ее, сердце ее забилось чаще, и ей вдруг стало жарко.
— Только ты начал нравиться мне, и вдруг такие разговоры?! — притворно возмутилась она.
— Я начал тебе нравиться? — с интересом переспросил он, плотнее прижимая к себе ее локоть, чтобы она не смогла убрать руку.
— Да, но ты все испортил, сказав, что я твоя. Я не твоя. Я своя собственная.
Они вошли в лифт, Даниель нажал кнопку с цифрой «три».
Оттеснив Еву в угол, Даниель уперся в стенку ладонью над ее головой. С улыбкой на губах и горящими от восхищения глазами он сказал:
— Ты ведь прекрасно понимаешь, что каждый мужчина, который увидит тебя сегодня, захочет быть с тобой.
— Ну вот еще… — едва дыша от волнения, прошептала она.
— Да, именно так. Они все захотят тебя, но совершенно точно, никто из них не пожелает тебя сильнее, чем я.
При этих словах лицо Евы залила глубокая краска, живот скрутило, в горле пересохло. Она чуть было не выпалила, что никто другой, кроме него, ее не интересует. Но благоразумно сдержалась.
— И ты тоже хочешь меня, — склонившись к ней, прошептал он ей в самое ухо. — Ведь ты же не станешь отрицать, что выбрала это платье, не думая о том, с каким удовольствием я сниму его с тебя.