– Ну, выше голову, – сказал Дидс. – Иногда можно и улыбнуться миру, особенно когда собираешься начистить ему морду.
Теллиус прекрасно понимал, что не должен здесь находиться. Как бы то ни было, он уже отдал эту чертову мастерскую, так что теперь она даже не принадлежит ему. Было странно смотреть на место, которое он столько лет называл домом, и знать, что внутри теперь опаснее, чем снаружи. Он и прежде сталкивался с угрозами. Пару раз в год у него выпадали нелегкие ночки, когда кто-нибудь из его ребятишек переходил дорогу не той прибрежной банде или натыкался на знатного человека, после чего всем им приходилось на некоторое время залечь на дно. Однако нынешнему поколению Теллиус предпочитал их родителей и дедушек. Люди старой закалки таили злобу вдвое меньше. Они тоже требовали от уличных оборванцев и беспризорников уважения и страха перед собой, в этом не было сомнений. И они без раздумий могли послать своих лакеев, чтобы те напомнили об этом. Разница лишь в том, что они делали это без злобы.
Теллиус вздохнул. Должно быть, память сыграла с ним злую шутку, раз он начал думать, что даже враги могут закрывать иногда на него глаза и вести себя по- джентльменски. Наверняка знатные горожане, принадлежащие к какой-нибудь из Двенадцати Семей, позволяют себе хамство и бахвальство в обращении с городской молодежью, просто не вымещают их на стариках – откуда ему знать. Теллиус поморгал, осознав, что какое-то время витал в облаках, хотя сейчас нужно было быть начеку. Старость забирает у человека слишком многое. Вот почему ему было так важно забрать то, что ему причитается, отойти от дел и обосноваться в каком-нибудь спокойном местечке. Ему просто- напросто не хватит остроты ума или концентрации, чтобы вечно оставаться во главе уличных ребятишек, по крайней мере, после шестидесяти лет. Он больше не мог делать разумные ставки и достаточно быстро уклоняться от ударов.
Вместо этого он стоит и пялится на заброшенную мастерскую по другую сторону улицы, на свой старый дом, а все лишь потому, что в тайнике под одной из досок в полу возле камина у него припрятан мешок с пожитками. Мальчики никогда его не найдут, в этом он был уверен, и не без оснований. Но Микахель сохранил бы его, даже если бы нашел. Если они уже продали мастерскую и поделили выручку, новый владелец со дня на день может перевернуть все доски – а потом хвастаться друзьям о том, как ему повезло.
Вернуться сюда было опасно, так опасно, что попросту глупо, Теллиус это знал. Или, наоборот, никакой опасности не было и в помине. Король Йоханнес дал ему мешочек, туго набитый золотом, честно и законно выписанный из казны каким-то сопливым служащим, который беспрестанно шмыгал носом, отсчитывая монеты. Этого было вполне достаточно, но Теллиус знал, что до конца своих дней лишится сна, думая о брошенных им вещах. Что, если за ним еще никто не следит? С тех пор как Мастер Аврелиус встретил свою смерть, прошло несколько дней. Двенадцать Семей, вне всяких сомнений, готовятся к празднованию Кануна жатвы, когда весь город, переодевшись в жнецов и фермерш, напьется до беспамятства. Найдут ли родные Аврелиуса или их союзники время на то, чтобы следить за мастерской старика, если все знают, что он сбежал с полными карманами золота? Нахмурившись, Теллиус вглядывался сквозь крохотное пятнышко, проделанное пальцем на пыльном стекле, которого хватало лишь на то, чтобы приблизить к нему глаз и всматриваться в другую сторону улицы. Он не мог знать наверняка. Он видел, что взошла луна, небо было чистым. Не полнолуние, но света хватало, чтобы обнаружить Теллиуса, как только он спустится и выйдет на мостовую. Но как же все-таки тихо! Если мальчиков внутри не осталось, Теллиусу хватит нескольких секунд, чтобы войти и выйти, но он боялся, что кто- нибудь поджидает его снаружи. Сам бы он так и сделал, если бы ему нужно было кого-то выследить. Он бы засел прямо в мастерской.