– Нужно сказать баронессе… – начал герцог, но его бабушка лишь покачала головой.
– Я уже приказала доставить обед к ней в комнату.
– Но баронесса де Кастеллано – наша гостья…
– Я так решила, – твердо заявила Ортензия, заранее отметая все возможные аргументы. – Не желаю видеть эту особу за своим столом. Я ее в гости не приглашала и, насколько мне известно, ты, мой дорогой, тоже.
В словах пожилой женщины звучало презрение к Виенне, и я вспомнила все, что услышала от болтливой горничной, которая также не одобряла поведения баронессы.
– Может быть, в столице куда более свободные нравы, – продолжала Ортензия де Россо, – но у нас – другое дело. Здесь каждому известно, что, кем бы ты ни являлась, служанкой или титулованной дамой, итог один. Пав так низко, подняться уже не сможешь. Только упадешь еще ниже – если не в собственных глазах, так в чужих.
Я молчала, ощущая странную неловкость. Казалось, что хозяйка замка, говоря о другой, обращалась ко мне. Точно предупреждала. О том, что будет наблюдать за каждым моим шагом. О том, что не спустит мне ни единой ошибки.
А Себастьян? Он ведь наверняка если и не любил по-родственному, то уважал бабушку и понимал, что ее обвинения не беспочвенны. Герцогиня для него единственный родной по крови человек, поскольку родителей уже нет в живых, а со мной он впервые встретился накануне вечером. Потому – явственно читалось в словах Ортензии – в случае конфликта между нами или моего неподобающего поведения защищать герцог станет вовсе не меня. Пока у него не имелось никакого резона вставать на мою сторону, ведь наш брак существовал лишь на бумаге.
Кроме того, не было никакой гарантии, что я стану матерью наследника рода, чем смогу укрепить свои позиции и заслужить право носить фамилию де Россо.
Даже я, выросшая в изоляции, все хорошо понимала. Да, женщин в стране немного, и позволено им куда меньше, чем мужчинам, однако это не означает, что они не могут сосредоточить в своих руках немалую власть. Ведь есть же настоятельница обители. Я никогда не видела, чтобы она перед кем-нибудь склоняла голову. Что же касалось бабушки герцога, которая железной рукой вела хозяйство, а прислугу держала в ежовых рукавицах, то ее даже поверенный, судя по всему, побаивался.
– Кажется, у вас нет аппетита, – заметил, обратившись ко мне, северянин.
– Пропал, – призналась я, отодвинув тарелку.
– Не волнуйтесь из-за баронессы. Когда она поправится, тут же уедет. Правда, велика вероятность, что вы снова увидите ее в столице.
«Не хочу», – подумала я и сама не заметила, что произнесла эти слова вслух.