Так что Яэль стояла, погружаясь в тишину. По лесу гулял ветер, принося с собой шёпотки сосновых игл и насыщенный аромат хвои, которого не было в её детстве. Сосны пережили дым.
Когда Мириам вернулась, на лице её было странное выражение: мрачное, но полное надежды. Под её ногтями и на костяшках пальцев виднелись следы земли. Мириам протянула к Яэль руку, раскрыла ладонь.
Мягкая кожа, линия жизни, грубо обтёсанное дерево.
Яэль не могла выдавить ни слова, забирая матрёшку из рук подруги. Ей не хватило слёз, когда, раскрыв самую большую куклу, она нашла внутри другую, и другую, и другую. Четыре лица, все разные, все здесь. Кроме нескольких приставших комков земли, матрёшки выглядели первозданными. Вырванными прямо из воспоминаний: подарок морщинистых рук бабушки, Яэль, прижимающая во сне к груди целое семейство матрёшек, обещание Мириам сохранить их.
Однажды они снова все будут вместе, – когда-то сказала она Яэль.
Ни Яэль, ни сама Мириам не верили, что этот день настанет. Что двенадцать лет спустя они будут стоять перед открытыми воротами, собираясь зажечь свечи в память о мёртвых.
Яэль достала из кармана самую маленькую матрёшку и спрятала её внутрь остальных. Щёлк, щёлк, щёлк – в сохранности. Стоящий менее чем в десяти шагах от них раввин Розенталь прочистил горло, поприветствовал собравшихся и сделал их общий траур более организованным. Люди зажгли свечи, и хотя у всех было достаточно места, их группа собралась плотнее, чем когда-либо, сплотилась, встав плечом к плечу. Рука Мириам нашла ладонь Яэль и сжала её. Яэль в ответ тоже стиснула пальцы, не собираясь их отпускать. В другой руке она крепко держала матрёшек.
Когда пришло время кадиш, ветер всё так же шумел в сосновом лесу. Он подхватил голоса раввина и остальных, подарил их словам крылья. Молитва возносилась всё выше, выше, дальше.
Яэль закрыла глаза и прислушалась.
Здесь был народ. Семья. Вера.
Её народ. Её семья. Её вера.
Тишина была нарушена.
Имя Яэль уже было вписано в книги по истории (чернилами – навечно – рядом с именем Луки Вотана Лёве), но это не помешало ей достичь большего. По «крысиным тропам» она добралась до Южной Африки и отметила рунами «Зиг» каждого члена Маскировочного отряда, которого только смогла отыскать. Она стояла в конце Аллеи Славы и смотрела, как здание Зала Народа рассыпается пылью; ударная волна от его падения отдавалась в корнях зубов. Она помнила о мёртвых и боролась за живых, вступая на поле боя Новоберлинской политики, чтобы убедиться, что голос её народа будет услышан и никогда потеряется вновь.