Сбежать из лагеря было практически невозможно, но такое случалось. Когда охранники обнаруживали, что кого-то не хватает, они заставляли заключённых часами стоять на месте, пока пропажа не найдётся. Если человека нигде не было, начинались казни. Заключённых выбирали случайно, показывали пример.
Те, кто оставался, всегда расплачивались за побег.
Мириам знала об этом, когда тайком пронесла жёлтое платье в оборках, свитер и туфли из сортировочной. Она знала об этом, когда советовала Яэль изменить лицо и обманом выбраться за ворота. Знала об этом, когда утром встала с соломенного матраса и перепрятала матрёшек в безопасное место.
Скоро я умру. Мириам знала и принимала это.
Но это не означало, что она была готова.
Доктор Гайер ходил между рядов, срывая девочек, словно маргаритки, выдёргивая их из линии приказом и взмахом руки. Быстрей, быстрей. Все девочки были юны. Безгрудые и несформированные. Глаза огромные от страха. Когда доктор закончил, перед жителями Барака № 7 стояло десять девочек.
Мы все умрём. Мириам посмотрела на ружья охранников, небрежно висящие на плече, и задумалась, какое выпустит пулю в неё.
Но когда доктор Гайер вернулся к охране, он сказал лишь: «Отведите девочек в медицинский блок и поместите в первую камеру наблюдения. Остальных из барака отправьте мыться. У них вши».
– Да, доктор Гайер, – кивнул ближайший охранник. – Что насчёт пропавшей заключённой?
– О ней не беспокойтесь. Я сам доложу обо всём начальнику лагеря Фогту.
* * *
Каждый день доктор Гайер колол Мириам и других девочек своими иглами. Он держал всех десятерых взаперти в медицинском блоке. Делал заметки об их прогрессе; неразборчивые абзацы стали длиннее, когда кожа их начала слезать, а волосы бледнеть. Каждый сеанс заканчивался одним и тем же вопросом: «Ты можешь измениться?»
Иногда его задавали в форме приказа: «Меняйся, мерзавка!» Иногда просьбой: «Пожалуйста, изменись. Этим ты очень порадуешь старого человека». Несколько раз это была угроза: «Если не сможешь измениться, я отправлю тебя в печь!» Очень редко доктор пытался договориться: «Изменись, и я буду давать тебе дополнительные пайки».
Каждый день он делал укол. Каждый день задавал вопрос.
Никто из девочек не мог измениться, как хотел того доктор Гайер. Так, как Мириам видела у Яэль. Они день за днём сидели в камере наблюдения, обдирая куски слезающей кожи, рассказывая истории о прошлом, чтобы скоротать время.
А потом пришёл жар.
В первый месяц заболело шестеро. Только двое остались в камере наблюдения, остальных забрали, безжизненные пятки скользнули по полу. Доктор не выглядел особо расстроенным, когда нашёл их тела. Вместо этого он сделал заметки о том, как выцвели тела девочек посмертно. Альбиносовые кожа и волосы, глаза лишены цвета – та же бледность, которая окутала Яэль после её болезни.