За которой сидела Лёля Зарайская.
С ней все было не так, как со всеми. Начиная с того, что шеф ее не собеседовал.
Вчера он пригласил ее в свой кабинет, и Зарайская, едва слышно перестукивая каблуками, вошла, не выпуская стаканчика автоматного кофе из пальцев. Шеф сам отодвинул ей кресло, и она не глядя опустилась на до звона натянутую кожу, поднося стаканчик к губам.
И сделала глоток.
Сигизмундыч что-то говорил, она отвечала. И на лице шефа застыло странное, почти угодливое выражение, которое заставило всех тренеров, забыв о делах, прикипеть взглядами к стеклу.
Зарайская смеялась в ответ и запрокидывала голову, открывая тонкую шею с просматривающимися едва напряженными жилками. Закинула ногу на ногу, и длинная, расходящаяся солнцем юбка тяжело осела вокруг лодыжки. Носок туфли закачался скорее любопытно, чем испуганно. Она опустила голову набок и оперла на руку — длинные белые волосы упали на плечо, закрыв лицо. Но, несомненно, она смеялась.
Белый пуловер облегал острые плечи и маленькую, практически отсутствующую грудь. Покачивалась нога в туфле с острым невысоким каблуком.
И все уже понимали, что Зарайская пройдет.
А Сигизмундыч и не стал бы всерьез собеседовать подстилку кого-то из высшей дирекции.
Была у шефа забавная черта. Которая весьма раздражала Дебольского. Тот патологически лебезил перед начальством. То есть Сигизмундыч мысли не допускал, что человек, стоящий ниже рангом, может быть умнее или компетентнее того, кто выше.
Смешно было слушать, как он с придыханием говорил, что стратегическое мышление и настоящие умы — это там, и при этом указывал пальцем в потолок.
Собственные подчиненные в этом смысле были для него не люди. Но теперь все любовались тем, как стелился он перед той, чьей основной заслугой в компании пока было то, что она лежала под кем-то из высшего руководства.
А Зарайская смеялась.
И сегодня тоже. Она сидела в шефском кабинете, откинувшись на спинку кресла, снова держала в руках стаканчик с кофе, который Сигизмундыч принес ей самолично, и мило беседовала, по всей видимости, о каких-то незначительных мелочах. Например, о том, что остальным кандидатам пора звонить отбой.
Эта почетная обязанность легла на плечи тренеров, как, впрочем, и всегда. Шкафу в красных кедах звонил Попов, и тот наверняка почувствовал облегчение. Второго и третьего отбрил сам Дебольский: не запомнив, впрочем, ни слова из этих рутинных разговоров.
Через стекло шефской стены он видел, как качает головой Зарайская. И подносит стаканчик к ярко-красным накрашенным губам. Говорит что-то неизвестное ему.