Только длинный белесый поток дыма ближайшей ТЭЦ поднимался над сумрачными крышами.
Дебольский поднес ко рту сигарету и затянулся. Выпустил такую же белесую, тонкую, длинную струйку…
Она сидела у Сашки на коленях, прижималась спиной и лопатками. В которые он утыкался лицом и вдыхал горячий, остро-едкий запах пота. Ее полупрозрачная кожа, испещренная солнечными золотыми точками, скользила под пальцами. Жара делала ее податливой и горячей. Тонкая голубая жилка билась на шее, рыжевато-выжженные, в полумраке почти русые, волосы путались у его лица, мешали дышать. Пахли.
Сашка двигался резко и порывисто, жадно хватая за живот, вжимая в себя, с каждым разом входя все глубже. И задыхался в спутанной сени волос.
Стиснул ее бедра, прижал к себе — Лёля судорожно вдохнула, дернулась и убрала его руки.
Она никогда не двигалась, пока не хотела сама. И поначалу — поначалу — всегда просто сидела или лежала, позволяя себя любить. Бесконечно целовать раскрытые ладони с расслабленными пальцами, кисти с сеточкой вен и парой веснушек, локти, плечи. Вылизывать и кусать соски. Долго-долго, пока не надоест. И только смотрела в небо, иногда смыкая полупрозрачные ресницы, протягивала руку другому: Саше или Паше, — смотря по тому, кто был с ней в тот момент, переплетала пальцы. А море облизывало, щекотало ее ступни, покрывая белой пеной.
И только потом вдруг распахивала глаза цвета воды, взбрасывала руку и притягивала к себе. Целовала.
И сейчас вскинула руки, высоко подняв над головой, и подалась назад. Уперлась ногами в привычное ко всему тело матраса, и бедра ее заходили жадно, порывисто. Вперед-назад — вперед-назад… Гибкая поясница с бусинным рядом выступающих позвонков согнулась, ожидающе напряглась, выставляя по-девчоночьи узкий зад. На горячей коже по позвоночнику выступила теплая испарина. Запахло морем и солью. От талии вниз, во впадину между ягодицами, потекла капелька пота.
Лёля нервным острым движением подхватила блеклые, обожженные солнцем волосы, порывисто задышала, судорожно притираясь к нему, движения в поспешном жадном натиске потеряли плавность и ритм. А потом замерла на долю секунды, сомлела и судорожно сжалась, стиснув его ногами. Передернувшись коротким, манким:
— А-ах…
И Сашка тоже уже хотел прижаться к мокрым, пахнущим солью лопаткам, чтобы, в свою очередь, сжать ее бедра и почувствовать терпкую острую больную сладость в животе, но ее уже потянул на себя Пашка. Подхватив под узкие выступающие ребра, усадил еще тяжело дышащую, распаренную, себе на колени. Узкие девичьи лодыжки и ступни неловко мазнули по Сашкиным ногам. И длинные Лёлькины волосы разметались по Пашкиному плечу. Губы его нашли ее и принялись целовать. Целовать, целовать…