Дебольскому снова отчетливо представился кожаный автомобильный салон.
— Да, — на этот раз сомнение заняло у нее чуть больше времени, — ты можешь довезти меня до дома.
И мысль эта показалась неожиданно странной. Сама идея, что у Зарайской где-то есть дом. Дебольский поймал себя на том, что даже не думал о том, что она тоже где-то живет.
Или дома нет? И она только появляется по утрам на пороге конторы, источая горько-сладкий запах духов, раскачиваясь на острых каблуках, заставляя приглядываться к темной отметине ее пупка под водолазкой.
Зарайская неожиданно резко рассмеялась, и он вздрогнул, вырванный из своих мыслей. Она теперь сидела, откинувшись на спинку стула, и по легкому покачиванию плеча можно было почувствовать, как поводит вперед-назад ногой. Наверняка, играя полуснятой туфлей.
В лице Лёли и глазах цвета воды теперь плескался смех. И, казалось, неизвестному собеседнику, наконец, удалось сказать что-то такое, что взбудоражило ее.
Зарайская ушла, оставив на столе вилку в липких потеках карамели.
А Дебольский остаток дня думал о любопытстве. О мелочном человеческом желании заглянуть в замочную скважину чужой жизни, чтобы узнать: а как там? А как ведет себя женщина, которой вечером предстоит свидание. Или постель? Можно ли различить это со стороны?
Вечером за Зарайской приехало обычное белое такси. С грязными потеками по бокам и световым коробом на крыше. У передней его двери мялся в ожидании высокий широкоплечий парень в приталенной короткой дубленке. Которая делала его фигуру почти античной, а осанку как раз на грани между вызывающей восторг и смешной. Волосы парня — густые черные кудри — спускались почти до плеч и придавали всему облику нечто мефистофельское.
Парень взволнованно и нетерпеливо поглядывал на вращающиеся двери. Пока на ступенях, застегивая короткое пальто, не показалась Зарайская. Мефистофель засуетился. Вытащил с заднего сиденья такси букет.
Простой букет алых роз. Пятидесяти или шестидесяти. Или ста.
Огромный парень, краснея щеками, протянул их легкой, летящей Зарайской. И только на мгновение прижал руку к ее спине. Поцеловал в щеку, для чего ему пришлось наклониться.
И галантно открыл заднюю дверь, подержав исполинский букет.
[1] Анна Ахматова.
Дома у Дебольского стояла ровная, уютная тишина. Наташка, закинув на кухонный диван ноги в хлопковых шароварах, уткнулась в компьютер. И почти наверняка работала.
На столе перед ней стояла огромная, с Наташкину голову, кружка кофе.
— Привет, Изнуренков, — бросила жена и улыбнулась. На голове у нее торчал неровный пучок, собранный нелепо и забавно, только для того, чтобы волосы не лезли в глаза. Майку, которая обтягивала слишком большую Наташкину грудь, Дебольский видел на ней уже тысячу раз. И, кажется, даже сам дарил.