Маргарита перевела дыхание – глаза ее были как лед.
– Силантий Андреевич, об этом никто не должен знать. Как вы это сделаете, меня не волнует. Если по городу поползут слухи и прозвучит фамилия Говоровых, я буду знать, что эти слухи из роддома…
Главврач растерянно моргнул, ожидая продолжения, которое ничего хорошего ему не сулило.
Ну, он не ошибся.
– …И здесь будет новый главврач, – сказала Маргарита. – Вы это понимаете?
– Конечно, – кивнул он, понимая также и то, что осталось недоговоренным: а его, бывшего главврача роддома, даже в дворники при самой захудалой больничке не возьмут… И счел необходимым добавить: – А как же!
– Вот и чудесно, – процедила Маргарита и вдруг упала в кресло, задыхаясь от подавленных рыданий.
– Маргарита Васильевна, вы поплачьте, вам легче станет, поверьте! – засуетился Силантий Андреевич. – Успокойтесь, сейчас валерьяночки выпьете… А до разговоров… Поговорят-поговорят, да и забудут!
Он явно надеялся утихомирить Говорову, спустить это дело на тормозах. Поднес ей валерьянку, но Маргарита вскочила, выдавила:
– Не надо! Я надеюсь, вы меня поняли! До свиданья! – и вылетела вон.
Главврач понял, что спустить это дело на тормозах не удастся.
Оставалось решить, как накинуть платок на каждый роток в роддоме.
Начинать надо прямо сейчас…
Для храбрости он осушил стаканчик с валерьянкой, который приготовил для Говоровой, и пошел в отделение.
* * *
Костю вызвал к себе начальник училища. Однако, когда «курсант Говоров по вашему приказанию прибыл», полковник торопливо вышел из кабинета.
Костя, недоумевая, повернулся за ним, но вдруг увидел сидевшего в углу дивана какого-то человека, прятавшего лицо за развернутой газетой.
Впрочем, через мгновение газета была свернута, и Костя узнал отца.
– Ну, здравствуй! – сказал тот неловко.
Костя смотрел на него мгновение, потом резко отвернулся.
Отец подошел, явно не зная, как начать разговор, потом промямлил:
– Неважно выглядишь, сын!
– Если пришел извиняться, – едко усмехнулся Костя, – давай тезисно.
Говоров поправил галстук, кашлянул, опустил голову…
Черт знает, как ему было стыдно перед сыном!
Не знал, что сказать. Поглядел на портрет Хрущева, висевший над столом начальника училища.
Но Хрущев улыбался и молчал.
– Ну вот… – выдавил Говоров.
И снова умолк.
– Впрочем, – хмыкнул Костя, – других извинений я от тебя и не ждал! Ладно, тогда я тезисно! Про Динару я знаю – мама звонила.
Говоров с некоторым облегчением кивнул. Самое главное сказано, слава богу!
Однако рано радовался.
– Домой я не вернусь, – твердо сказал Костя. – Как закончу училище, попрошусь куда-нибудь подальше! Например, к белым медведям!