льяк
[5] на Штромке
[6] среди развалюх! Так думал Маурер о новом поколении архитекторов, чьи аргументы полностью совпадали с аргументами заурядного обывателя (приехал на такси, а дома не найти, и таксист запутался). Иногда собака кусает того, кто ей дает кусок. Новая школа утверждала, что современный город лишен ориентации, человек там не знает, откуда и куда он идет. У него вообще нет представления, где он находится. Что у города нет дисциплинирующего каркаса, фактора, позволяющего человеку реально воспринимать окружающую обстановку. Конечно, они вынуждены были признать близость нового города к природе, обилие в нем света и свежего воздуха. Но в то же время они утверждали, что города лишились внутренней напряженности и порядка, своего особого духа и содержания. Что в них отсутствует индивидуальное, интимное измерение (эти два слова, по мнению Маурера, вообще нельзя применять по отношению к городу будущего). Что города стали пустыми. Что большие бессмысленные пространства между унылыми громадами домов неизвестно что собой представляют — природа это или улица, местность или место, дорога или площадь. Что там нельзя ни отдыхать, ни ходить, ни лежать, ни дышать и что единственная мысль, которую они внушают, это поскорее напиться.
Архитектор Маурер, конечно, и сам знал, что на Мустамяэ удалось далеко не все. Что многое там еще далеко от совершенства. Что если там бродить, не получаешь представления о городе целиком. Дома и промежутки между ними столь велики, что структура города с точки зрения одиночного пешехода остается статичной. Город открывается лишь тому, кто промчится через него на автомашине. Но это ведь особенность всех новых городов. И так ли уж это плохо? Все равно в будущем все будут ездить на машинах. Неверно также думать, будто лучше всего город виден богу, что только отец небесный воспринимает структуру посвященного ему города и благодарит его создателей, как благодарил он их, взирая на Кельнский собор. Да на небе и нет никакого небесного отца, люди сами достигли неба! Эстеты похваляются, что в жизни не летали на самолете. Они с серьезной миной утверждают, что предпочтут скорее карету, повозку или грузовик с дровяным топливом.
Всю эту тоску по прошлому Маурер ненавидел. Он предпочитал смотреть вперед, он был мужчина. Он выбрал смелость. Он был один из тех немногих соавторов проекта, кто занимался им ежедневно. Прочих жизнь забросила в другие районы. И теперь Маурер со злостью замечал, что те, кто не разделял с ним его будней, даже главные авторы, начали находить в Мустамяэ всяческие недостатки, кто в прямой, кто в завуалированной форме. Маурер не терпел флюгеров. Героизм утомлял его, как и любого другого, но он не жаловался никому, даже жене, тем более детям. Маурер считал, что в жизни надо быть смелым, что всем надо дарить эту смелость, а не лишать их ее. Раз на свет родились, будем сильны, думал Маурер. Жизнь и сила — синонимы. Материя не терпит слабости. Ночь, влажность, слезы, туман, болота, змеи, духи, лианы, шампуни — весь этот хлам Маурер не терпел. Луне он предпочитал солнце.