Осенний бал (Унт) - страница 159

Ээро случайно встретил на центральной площади своего друга, художника. Они выпили кофе и решили прогуляться. За городом осень была заметнее. Они направились в старый, милый, но запущенный район. Публика там была тоже не самая лучшая, но яркие осенние краски скрадывали гнетущее впечатление. Долго бродили они среди старых двухэтажных домов. Иногда бросали взгляд на подвальные окна под ногами, в которых виднелись вьющиеся растения. Заходили в маленькие овощные лавки, в одной купили соленых огурцов и съели их на ходу, жмурясь от яркого солнца. Падали листья. Большая часть деревьев уже облетела. На этот раз деревья правильно разобрались в обстановке. В прошлом году случилось недоразумение. Деревья не успели завершить свои дела, листья не успели пожелтеть и опасть. Они хотели еще расти, но повалил снег. И когда снег в середине зимы растаял, деревья стояли такие же зеленые, с неопавшей листвой: они со своими фитогормонами по-прежнему были сбиты с толку. А в этот год все вроде бы шло хорошо. Под ногами было полно опавшей листвы.

Художнику пришла мысль пойти в гости — тоже к одному художнику, он жил тут же недалеко, через железнодорожные пути. Они позвонили из будки. Конечно, их ждали с удовольствием. Они купили бутылку вина и пошли. Вдоль путей стояли большие серые дома без окон, отбрасывавшие длинные холодные тени. Часть путей была заброшена, рельсы заросли травой. Другая часть ее функционировала: издалека доносились гудки. Вечерело. С мостового крана неподвижно свисал железный крюк. Навстречу попалась какая-то старуха. Прошли мимо маленького кафе, но оно уже было закрыто, в окне виднелись вареные яйца. Вот и улица, где жил художник. Во дворе было много кустов. Ателье помещалось в подвале. Хозяин уже их поджидал, заварил чай, открыл коньяк. Ателье было в идеальном порядке. Ээро удивился, как он красиво отделал подвал тут на окраине. В одном углу стоял диван, перед ним круглый стол. У окна мольберт. В окно виднелась крапива, заглянул мимоходом старый кот. Изредка можно было увидеть ноги прохожего. Ээро листал книги по искусству, слушал хозяина. Тут хозяин сказал, что покажет новую картину.

Они уселись на диван и стали наблюдать за приготовлениями, как хозяин подкручивал мольберт, чтобы установить картину. И вот картина на мольберте. На ней была изображена лежащая спиной к зрителю женщина. Что-то в ней напоминало Венеру Веласкеса, только бедра у женщины были не такие широкие. Хозяин зажег свет, чтобы лучше могли рассмотреть картину. Он даже музыку поставил, нежные шопеновские вальсы, навевавшие странное беспокойство. Женщина была изображена в натуральную величину. Одна нога вытянута, другая слабо согнута в колене. Люди иногда спят в такой позе, лицом вниз. Ноги у них тогда образуют букву Р. Какое-то время все молчали. Коллега смотрел на картину хозяина, не произнеся ни слова. Ээро смотрел то на картину, то на хозяина, который следил за тем, как будет реагировать коллега. Женщина была как живая, окружение же слегка туманное, неопределенное. Тут коллега встал, подошел ближе, вгляделся в женщину вблизи. Одним пальцем легко провел по ягодицам. Сколько раз? — спросил он у хозяина. Пока четыре, ответил тот. Видишь, где темное, там восемь раз пришлось. Синяя и даже венецианская. Ээро стало интересно. Он подошел ближе, желая, чтобы ему тоже объяснили. Втроем они присели перед женщиной на корточки. По-прежнему играл нервный шопеновский рояль. На улице тем временем стемнело. Художник объяснил Ээро некоторые секреты лессировки. Сначала подмалевок темперой, а когда высохнет, несколько тонких просвечивающих слоев краски. И обязательно ждать, пока полностью высохнет предыдущий слой, и наносить следующий, тогда предыдущий будет сквозь него просвечивать. Он показал на спине женщины места, где было четыре слоя. Неаполитанская желтая, охра, снова неаполитанская желтая, потом венецианская красная, и снова неаполитанская желтая. Ээро тоже рассмотрел спину женщины с близкого расстояния. Лицо у нее было повернуто в сторону, к ковру. Оно было не индивидуализировано, просто объект. Можно было смело смотреть ей в лицо, потому что она не смотрела навстречу. Взгляд на нее приходился сзади. Ээро и коллега были поражены мастерством хозяина. Пока художники вот так беззаботно и запросто болтали, эта таинственная старинная техника, это восьмикратное наложение краски действовали просто потрясающе. Женщина на картине была больше чем живая. Обычная голая женщина ничего не внушила бы находившимся здесь троим мужчинам, кроме чувства неловкости, а эта женщина на холсте излучала внутренний свет, как настоящее произведение искусства. Долго стояли они перед картиной, то подходя ближе и чуть ли не утыкаясь в нее носом, то отходя подальше и любуясь ею с дистанции. Они опомнились лишь тогда, когда шопеновская пластинка кончилась и звукосниматель со щелчком отскочил кверху. Только теперь они увидели, что уже стемнело. Они выпили коньяк, потом вино. Художник опять говорил о лессировке, и это было понятно: он недавно кончил картину и все еще был под впечатлением. Рассказывал он и о других старых приемах, но предостерегал, что о них не стоит говорить открыто. Друг Ээро пытался заговорить и о своих картинах, но ему не дали слова. Тогда он предложил сейчас же пойти к нему в ателье. Пошли. Купили еще бутылку, сели на трамвай.