«Нельзя мне здесь оставаться, — решила она. — Здесь все предопределено, и траектория моего полета известна заранее». Она вздрогнула: «Что за идиотские мысли приходят мне в голову? Траектория полета… чушь какая-то. Просто я устала, и к тому же страшно одной бродить по лесу. Надо найти свою палатку и лечь спать».
Что мне делать с тобой, непокорная боль?
Этой ночью в пространстве распахнута сцена.
Ну, а зрители? Им не узнать тебе цену,
Если правду свою не сыграешь, как роль… —
услышала она чей-то мягкий тенор. Она оглянулась. У костра в окружении нескольких человек сидел парень лет двадцати. Что-то детское, простодушное было в его улыбке. «…Им не узнать тебе цену, если правду свою не сыграешь как роль», — повторила про себя Рая. — Как это верно, точно! Она присела к костру и дальше уже почти не вслушивалась в слова, завороженная выразительностью гитары и голоса. Состояние одиночества и потерянности, не оставлявшее ее со дня приезда в Москву, постепенно сменялось уверенностью, что все, сюда приехавшие, — славные, родные люди. «Неважно, кто из нас поет, кто сочиняет, кто слушает, неважно, кто из нас пишет хорошо, кто плохо, — думала Рая, — важно, что мы приехали сюда раскрыть души, слить их в общем хоре».
Несколько фигур на четвереньках пронеслись мимо них с хрюканьем и лаем.
— Уже готовы! — презрительно сказала одна из девочек. — Или выпили, или травки накурились.
— Какой травки? — удивилась Рая.
— А ты что, тоже хочешь попробовать? — рассмеялась она.
Поющий отложил гитару:
— Ну, все, хватит. Я уже охрип.
— Можно, я спою вам свою песню? — спросила Рая.
Он улыбнулся:
— Конечно.
Рая спела песню, которую считала самой лучшей из всего, что она написала.
— Штампы, штампы, — засмеялся он, — но вот строчка «Уйди, как уходит земля из-под ног» — хорошая. Я ее у тебя беру. Все равно у тебя пропадет, а в моих стихах эта строчка засверкает. Пушкин, например, беспощадно обворовывал своих бездарных современников. А вообще совсем не нужно, чтобы было много поэтов. Нужен один Пушкин и, максимум, два Баратынских. Так что тебе писать стихи совершенно ни к чему.
«Наверное, он действительно талантлив, — вздохнула Рая, — раз имеет право так говорить».
— Ну, так что, даешь строчку? — снова спросил он.
— Берите, — с какой-то странной радостью ответила Рая. «Может так хотя бы одна строчка от меня останется», — подумала она.
— Что ж, ты мне нравишься, — он улыбнулся, — давай знакомиться. Миша Глаголев.
— Рая, — протянула она ему руку.
— Очень приятно, Рая. Спой, пожалуйста, еще, — попросил Миша.
Рая хотела было отказаться, но вдруг почувствовала, что поет, торопясь, глотая слова, боясь, что Миша вот-вот прервет ее. Миша слушал ее внимательно, потом задумался: