Он вернулся в Москву, в свои комнаты на Покровке. Здесь можно было отсидеться и успокоить раненую гордость, но что делать дальше? Лаврентий давным-давно объехал все почтовые станции, расспросил ямщиков о старой даме и трёх молодых барышнях, но это ничего не дало. По всему выходило, что графиня Апраксина и её питомицы в Москву не въезжали и из неё не выезжали. Возможно, что беглянки отправились в какое-нибудь из дальних поместий, но как узнать, в какой губернии их теперь искать?
«Не знаешь, что делать, — не делай ничего», — вспомнил Островский любимую поговорку своего отца и решил последовать мудрому совету.
Просидев ещё неделю в своих комнатах, он всё-таки смог восстановить душевное равновесие. Как волк чует добычу, так и Лаврентий безошибочным инстинктом убийцы осознавал, что его жертвы совсем близко — они никуда не уезжали и прячутся где-то в Москве. Женщины могли остановиться у друзей и знакомых или снять жильё, так же как сделал он сам. А почему бы и нет? Неплохая мысль… Москва уже начала отстраиваться, а некоторые улицы, как, например, Покровка, и вовсе уцелели во время пожара.
Островский подошёл к окну. Внизу по булыжной мостовой цокали копытами упряжки, а с противоположной стороны улицы кованая решётка ограждала не пострадавшую от пожара старинную усадьбу. Сквозь кудрявую зелень парка виднелся верхний этаж барского дома. Большие окна под белыми фронтонами, светло-бирюзовые стены в богатой лепнине: декор смотрелся очень богато.
«Везёт же людям, — завистливо размышлял Островский, — такая усадьба, да в центре Москвы, и уцелела во время пожара!»
Сдавший Лаврентию верхний этаж своего дома управляющий купца Сверчкова рассказал новому постояльцу, что и изумительной красоты церковь Успения Божией Матери, возле колокольни которой прилепился их маленький двухэтажный домик, отстояли во время пожара дворовые из соседних усадеб. По цепочке передавали они вёдра с водой из усадебных прудов, обливая стены храма.
Судьба церкви Лаврентия не волновала, он думал о собственном удобстве: всё-таки приятнее смотреть на красивые дома, чем на обугленные стены, потому и согласился на явно грабительскую цену, запрошенную за две комнаты ловкачом хозяином.
«Месяц-другой — и всё закончится, — рассудил тогда Островский, — не обеднею».
Но он просчитался, дни складывались в месяцы, а успеха даже не предвиделось.
Лаврентий продолжал следить за домом князя Алексея, во всех трёх имениях нанял дворовых-доносчиков, но обнадёживающих известий ниоткуда до сих пор не поступало. С месяц назад Островский решил раскинуть сеть по всей Москве и стал приплачивать смотрителям почтовых станций на трактах, ведущих из Первопрестольной в губернии. Везде Лаврентий не только назвал фамилии женщин, но и оставил подробные описания их внешности, наказав предупредить, как только где-нибудь появятся нужные ему путницы. И теперь со всех концов чуть ли не ежедневно летели сообщения о подходящих под описание дамах, только с другими фамилиями.