Мока, которая до тех пор молча осматривалась, изучая обстановку, выслушав Дани, в раздумье сказала:
— Место тут неплохое. Много воздуха, воды, лес. В пойме есть корм на зиму, не надо возить издалека.
Дани с удивлением и благодарностью взглянул на девушку. Он не мог сейчас до конца насладиться радостным ощущением, которое вызвали в нем слова Моки, но чувствовал, как по телу его разливается приятный жар. И этот жар прозвучал в его голосе:
— Именно здесь, потому что скотный двор не помешает росту деревни. Вы уже задумывались над тем, что будет с нашей деревней лет через двадцать? Или пусть все остается по-старому? Тогда зачем сельскохозяйственный кооператив? — Он понял, что его доводы изумили и обезоружили людей. И, преисполнившись смелости, решился высказать вслух свои самые заветные мечты: — Я хочу истребить мух в деревне… Где скотина, там и мухи, так ведь? А через двадцать лет здесь вырастет город-сад, дачный поселок. Тогда уже никто не станет держать возле дома скотину. Это будет такой же бессмыслицей, как откармливать свинью в ванной пештской квартиры…
— И поить ее палинкой, чтобы она не хрюкала, — вставила с улыбкой Мока, вспомнив старый анекдот, который здесь никто не знал.
Торжественно-приподнятое настроение сразу покинуло Дани. Все засмеялись, он тоже. И потом он добавил смущенно:
— Надо же когда-нибудь положить начало…
На обратном пути Ференц Мок, пристроившись поближе к дочери, сердито напал на нее:
— Ты что, спятила? Не хватало тебе поддерживать этого Мадараса!
Мока ответила мягко, но довольно решительно:
— Я поддерживаю всех, кто прав… Даже если такого человека зовут Дани Мадарас.
Дани и его заместитель Прохазка возвращались в деревню кружным путем, чтобы по дороге заглянуть в кооперативный сад. Они оба были в каком-то возбужденном состоянии, словно хлебнули лишнего. Прохазка чуть ли не бежал, Дани едва поспевал за ним.
— Ты, Дани, вправил мне немного мозги, — сказал Прохазка. — Мальчишкой я усвоил одну истину, но потом, как видно, забыл… Когда отец учил меня кататься на велосипеде, я всегда смотрел на переднее колесо. Он заприметил это и стал меня отчитывать: «Никогда ты не научишься кататься, если будешь глядеть себе под ноги. Вперед надо смотреть, сынок. Вдаль». — Последние слова Прохазка повторил три раза, и его ясные глаза заблестели.
Когда они остановились возле участка, отведенного под поливное садоводство, Прохазка, схватив Дани за руку, взволнованно заговорил:
— Здесь у меня было раньше пять хольдов земли, ты же знаешь. В сорок пятом году, когда мне ее дали, я не имел ничего, кроме двух рук, жены и маленького ребенка. Да еще страстного желания стать «полноправным землевладельцем». Как взяться за дело?.. Я никому до сих пор не рассказывал об этом, Дани. На заре и поздним вечером, когда тут не было ни души, я вычерпывал ведром ил из Рабы и удобрял им землю. В первый же год перец у меня уродился величиной с молочный кувшин, а морковь с мою руку… Ты уже понял, к чему я клоню? Мы выгребем весь ил из реки и разбросаем его по берегу; получится удобренная полоса земли такой ширины, насколько хватит ила. А потом будем поливать ее… Здесь будет рай, Дани. Настоящий рай!